Тело странно ломило, запястья будто что-то натирало, нормально дышать не получилось – что-то неприятно врезалось в шею во время очередного глубокого вдоха. Ко всему прочему веки, казалось, налились свинцом, голова сильно кружилась, а область где-то между левой височной и теменной костями черепа отдавалась неприятной болью. Он даже чувствовал, как к шее присохла кровавая дорожка, очевидно стекавшая ранее как раз с этого болезненного места. Джек с трудом разлепил ресницы, ему было крайне тяжело разобрать, что он видит перед собой – перед глазами будто простиралась густая пелена непонятной аморфной субстанции, мешающей воспользоваться зрительным органом по назначению. Немного покачав головой и как следует проморгавшись, вампир смог увидеть собственные руки, прикованные к подлокотникам стула. Вот от чего побаливали запястья. Ничего хорошего представшее перед глазами зрелище не сулило, поэтому Джек моментально отошел от полусознательного состояния. А еще этому поспособствовал обрушившийся на голову ледяной водопад. Окончательно придя в чувства, он хотел резко податься вперед, чтобы затем высвободить руки из плена, но встретился с неприятным сопротивлением. Цепь, соединенная одним своим концом со стальным ошейником (теперь понятно, почему так трудно было сделать вдох), была натянута достаточно сильно, чтобы максимально ограничить движение его головы, да и корпуса в целом. Он начинал вертеть, насколько это вообще возможно, головой из стороны в сторону, пытаясь максимально быстро понять, где находится, напрягая извилины в попытке вспомнить, где был до этого и как оказался в подобном месте. Взор останавливается на паре женских сапожек. Примерно пять секунд, и он медленно ведет взгляд вверх. Икры. Бедра. Таз. Талия. Грудь. Ключицы. Шея. Губы.
Глаза.
В голову неприятно врывается недавнее воспоминание. Эти глаза и летящая в череп тяжелая бейсбольная бита. Но не успел он воспроизвести в памяти еще какие-то моменты этого неприятного события, как левая сторона лица здоровается с шипастым металлическим кастетом. В скуле моментально появляется резкая боль, голова от удара отклоняется назад и в сторону, насколько это позволяет сделать трущее стальное кольцо вокруг шеи. По щеке течет алая кровь, тормозит на пухлых губах, и вампир с каким-то нездоровым удовольствием облизывается, медленно проводя кончиком языка по верхней губе. Он хочет съязвить, но девушка начинает вещать первой.
Убил оборотня? Джек не помнил ни одного оборотня, которого лишил бы жизни. Он вообще был не из тех психов и маньяков, которые удовольствия ради отбирают чужие жизни. Он мог убить только полностью иссушив тело, но и этим он не занимался с девятнадцати пет, не считая те эпизодические приступы, которые случались с ним после переезда в Годфри. О каком, черт возьми, оборотне говорит эта сумасшедшая фетишистка? И вроде бы незнакомка пообещала освежить память парня, но он не сразу смекнул, что она собирается из него эти воспоминания выбивать, в прямом смысле слова.
Скоро этот кастет станет ему родным, похоже. С нечеловеческой силой он врезается ему в грудную клетку, ломая несколько ребер сразу, которые, в свою очередь, пробивают легкое. С губ срывается сдавленный крик от пронзающей боли, он тут же морщится, напрягая едва ли не все лицевые мышцы разом. Брюнетка грубо хватает его за волосы, заставляя вампира стиснуть зубы. Еще несколько ударов, каждый из которых уносит за собой еще хотя бы одно целое ребро. В горле появляется отвратительно чувство, а на языке — металлический привкус. Он, наверное, сам на себя накликал беду, надев сегодня белую футболку. С каждым ударом светлая ткань пропитывалась его собственной кровью, каждую секунду становясь все ярче, еще немного и уже будет не понятно, какого цвета она была изначально. Стоит девушке остановиться на мгновение, их взгляды пересекаются, и Джек плюет ей в лицо кровью. А как только она отходит от него на пару шагов, сплевывает остаток на пол. Кастет, похоже, выходит из игры, поскольку отлетает куда-то далеко. Вряд пи эта психопатка потом за ним поползет, тем более, если брать во внимания ее нехилый арсенал на столике неподалеку.
– Черт, а этот щенок и правда был для тебя так важен? – он приподнял один уголок губ и одну бровь, расходясь в ехидной улыбке, которая, однако, тут же с лица слетела, стоило ему закашляться и продолжить выплевывать, по всей видимости, собственные легкие.
Джек понятия не имел, о чем говорил. Он все еще не помнил никакого убитого им оборотня и эту девушку совершенно точно видел впервые в жизни. Но раз уж она пообещалась ему напомнить, наверняка ее язык еще развяжется и все станет понятным. Один черт, если бы он даже понимал, о чем речь, вряд ли бы психотошная его так просто отпустила. Боль была отвратительная. Не часто его ловили, догоняли, пленяли, чтобы он привык подобному. Он многую боль может стерпеть, болевой порог после не одной сотни раз сломанных костей, растянутых суставов, ожогов разных степеней, значительно повысился. Он с силой сжимал зубы, сведя брови, периодически почти бесшумно шипя сквозь прикрытые губы, превозмогая адскую боль от сломанных ребер, рвущих легкие.
– Ты хоть представься, желтоглазая, – все еще надменно улыбаясь в перерывах между очередным приступом кровавого кашля, как можно более громко произнес Джек, – Хочу знать, как зовут мою старуху с косой.
[AVA]http://s4.uploads.ru/6BXz8.gif[/AVA]

Отредактировано Jack Riley (2017-05-20 21:30:16)

Он все еще не понимал ни единого ее слова. С каких пор мелкий хулиган, ненавидящий себя за каждого иссушенного человека, мог стать причиной чьей-либо смерти? Быть может, это был один из той бригады пожарных в тысяча девятьсот сорок четвертом? Ну, один из первых семи его трупов. Или еще какой бедолага, попавшийся вампиру на глаза в последующие два года? Эта женщина не была похожа на того, кто живет хотя бы половину того, что успел прожить Джек. Яснее в голове не становилось совершенно, а эта ненормальная, похоже, просто обожает тянуть резину.
Райли чувствовал, как тело медленно начинает возвращаться к своему стандартному состоянию. Превращаясь в то самое тело, в котором мальчишка застрял еще в семнадцать настоящих лет. Сложно было сказать, что больнее – ломающиеся, почти рассыпающиеся, ребра, пробивающие легкие, или то, как весь этот тихий ужас пытается вернуться к исходному виду. Ему становится безумно тяжело дышать, когда кости выходят из дыхательных органов, оставляя после себя дыры, пропускающие нефильтрованный воздух. От такого нормальные люди умирают, а ему лишь приходилось смиренно ждать, пока тело само себя залатает. Он едва не ломается, пытаясь сдержать рвущийся наружу истошный крик, до крови впиваясь зубами в нижнюю губу, лишь бы хоть на мгновение переключиться на что-то другое, лишь бы сдержаться и не заорать. А от этого, как известно, боль ощущается в разы сильнее.
– Ты же еще помнишь, как обескровил четыре тела, а твоя подружка изуродовала пятого?
Он на секунду перестал чувствовать вообще что-либо. Он просто замер, будто боялся пошевелиться. Его глаза широко раскрылись, но взгляд был абсолютно пустым. Он смотрел просто в никуда. Она знает Кей. Она знает, где они были той ночью и что именно сделали. Откуда? Он не слышал ее, не видел, не чувствовал присутствия еще кого-либо, кроме них двоих и пятерых уже бездыханных тел. Облажался? Она правда за ними все подчистила? А какой смысл этой женщине в подобных действиях? Чего ради она уберегла Джека от Руки Правосудия? Чтобы вот так самой поиграть? Почему она не сделала этого раньше, в таком случае? Миллион подобных вопросов крутилось где-то на заднем фоне, в то время как на переднем плане выступали мысли о том, что психопатка знает Кей. Она тоже здесь, но в другой комнате? Ей угрожает опасность? А если нет? Мальчишка вновь плюется подошедшим к горлу сгустком крови и хочет что-то гневно выкрикнуть в ответ, но давится собственной кровью и заходится очередной волной предсмертного кашля. Зато теперь он смог обдумать то, что собирался сказать. Покажи он сейчас, что волнуется за магика, незнакомка бы это использовала. А пока, оставался шанс, что сейчас его голубоглазой подружке ничего не угрожала. Быть может, она мирно сидит у себя дома, читая одну из многочисленных книг ее библиотеки, или вообще спит. Кстати, который час? Какое хотя бы время суток? Ни черта не понятно, что здесь происходит. И когда это происходит. Какой хотя бы сегодня день?
Девушка снова приближается, и сердце инстинктивно начинает биться быстрее, предчувствуя, что сейчас его тело вновь поразит новая волна боли. И хотя нож в ее руках казался более безобидным, чем кастет, то, что он только что испытывал, было только самым началом, этаким разогревом перед основным концертом. Цепкие женские пальцы грубо хватают Джека за волосы у самых корней и заставляют направить свой взгляд к потолку. Он продолжает сжимать зубы и шумно выдыхать одновременно через нос и через рот. Хорошо хоть плеваться было уже почти нечем, легкие практически закончили свое восстановление. Он видит лезвие ножа прямо над собой, опасно близко к глазам. Ему неимоверно тяжело сейчас не смыкать глаз, но нужно быть, черт возьми, сильным. Нельзя показывать ей свою слабость, и уж тем более, доказывать ее себе самому. Если он и правда такой слабак, как он сможет тогда защищать Эмили, Кей? Он трясется всем телом, его пронизывает отвратительный страх, и это дебильное состояние его безумно бесит, раздражает. Он себя ненавидит. К счастью, нож к глазам не приближался, но, похоже, девушка серьезно задумала снять с него скальп. А нет, не скальп. Видимо, она жаждет снять с него лицо. Он боится лишний раз шевельнуться, но не может унять трясучку полностью. Он сильнее сжимает челюсти, громко и прерывисто вбирает ноздрями воздух, косясь на лезвие, так плавно разрезающее его плоть. Это неприятно, это больно, но сейчас над его телом была властна не боль, а страх.
Умалишенная продолжает чертить кровавые полосы и говорить. Она говорит медленно, и также медленно режет его тонкую кожу. Она заканчивает предложение, острие ножа уже подходит к подбородку, а до вампира все еще не доходит, о каком оборотне идет речь. Да он столько оборотней встречал в своей жизни, но ни одной их смерти, во всяком случае, своими руками, он не помнил, как бы сильно не пытался. И даже созданная стрессовая ситуация не наводила его на правильные мысли. «Ну же, сука! Ты можешь перестать мямлить и сказать, наконец, что это была за шавка?!», – он не может сказать это вслух, потому что иначе рискует самостоятельно исполосовать себе все лицо. А та, будто бы услышав его ругань, вонзает нож в гортань и разрезает ее так, будто разделывает какую-то животную тушу. Кровь безудержно хлещет, а вампир не может ни закричать от адской боли, ни что-либо сказать вообще. Он заходится в судорогах, очень похожие на предсмертные, он трясется как самый настоящий эпилептик, если не хуже. Девушка и сама на этом не останавливается, продолжая орудовать ножом, как второй рукой, но неконтролируемые судороги по всему телу, ситуацию только в разы усугубляют. У Джека закатываются глаза от переживаемой боли, и самое ужасное то, что это, похоже, его не убьет. Он будет дальше мучиться и страдать, пока психопатка разрезает его горло на лоскуты. Но она останавливается. Вампир понимает, что это ненадолго, но тоже пытается себя успокоить, веря в чудесную силу регенерации. Хорошо, что он в последнее время исправно следил за своим питанием и сейчас в нем еще есть силы, чтобы этот процесс не затягивался, продлевая неправильную агонию. Но это чертовски сложно, если не сказать – невозможно. С глаз предательски стекают слезы, а незнакомка издевательски слизывает кровь с его лица, и прижимается лицом, обжигая уши словами.
Хэйли, наконец, представилась. И дала важную подсказку. Джек почти никогда не запоминал даты, но в целом понял, какой отрезок жизни она упомянула. Он действительно тогда раздразнил целую небольшую стаю волков в Новом Орлеане в полнолуние. Ему было безумно весело от них убегать. Нет, оборотни по определению передвигаются быстрее вампиров, особенно в своей волчьей сущности. Его спасало только то, какими путями он от них убегал, не давая возможности набрать скорость. Он тогда чудом добежал до трассы и сигналу через дорогу в лес, абсолютно игнорируя движение автомобилей. Одну собачку за ним сбила идущий полным ходом многотонный фургон, не оставив бедолаге и шанса на выживание. Но тогда Райли на это внимания не обратил, потому что был занят тем, что убегал от еще более взбешенной стаи блохастых. Один, надо сказать, все же хулигана догнал и вцепился пастью в бок. Джек тогда чудом вырвался из его захвата и удрал, оставив, правда, на память свою футболку.
Ему даже не дали времени подумать о том, сожалеет он о том, что действительно стал косвенной причиной смерти Орлеанской собачки. Хэйли грязными пальцами ворвалась в его распотрошенное горло, заставляя страдать сильнее, а у него даже не было возможности кричать, отчего слезы катились по щекам безудержным потоком. По груди прошелся кончик лезвия, заставляя тело дрожать. Оружие вонзалось ему в живот около десятка раз, но ощущалось, будто сотню. Он уже, кажется, готов был впасть в болевой шок и вытрубиться к чертям, но почему-то до сих пор этого не сделал. Футболка, а точнее то, что от нее осталось, сейчас напоминала половую тряпку, которой подтирали за серийным убийцей. Гортань начинала восстанавливаться, а Джек пытался избавиться от бесполезной человеческой привычки дышать, потому что вампиры могут без этого жить, а сейчас каждая попытка сделать вдох оборачивалась дичайшей болью. Во всяком случае, от его шеи ненормальная отстала.
Но сделала гораздо больнее в следующее мгновение, когда сорвала с груди цепочку с кулоном, подаренным Эмили.
Она знает и ее. Ей тоже угрожает опасность? Бешенство захватило его всего, он даже перестал обращать должное внимание на пронизывающую все тело боль. Он начинает снова заходиться в судорогах, на этот раз самостоятельно силясь вырваться из плена крепежей, сжимающих запястья, щиколотки и шею. Бесполезно, но он не может остановиться. Металл ошейника трет еще не заросшие на горле раны, но он не перестает дергаться, как в припадке. Если бы стул не был прибит к полу, он бы уже давно все здесь разнес и без капли сожаления бы разорвал на куски эту суку, посмевшую притронуться к самому ценному, что у него сейчас было. Девушка же в это время куда-то пропала из виду, а все те звуки, которые она издавала, шаркая по обтянутому строительной пленкой полу, проходили мимо его ушей. Все звуки заглушал его собственный гнев, он вообще сейчас, казалось, все органы чувств отключил напрочь. Когда его немного отпускает, а шея удивительным образом почти полностью заживает (неужели это адреналин так положительно действовал на ускорение регенерации?), Джек начинает шумно выдыхать и смотреть исподлобья на присевшую напротив девушку.
– Ах ты ж мерзкая сука, – на одно дыхании говорит Райли все еще хриплым голосом, словно он все свои девять десятков лет беспробудно пил и дымил, как паровоз, – Хочешь отомстить, да?! – клыки, наконец, показали себя во всей красе, – Так какого черта ты сейчас творишь, мразь?!!
Джек снова резко дернулся вперед, будто пытаясь вырваться из тугого плена, но, что ожидаемо, тщетно. Он стиснул зубы и, едва сдерживая злость, бушующую в груди, продолжил говорить.
– Хочешь меня убить? ВПЕРЕД! РУБИ ГОЛОВУ, ВЫРЫВАЙ СЕРДЦЕ ГОЛЫМИ РУКАМИ, ЭТО СТОПРОЦЕНТНЫЙ СПОСОБ УБИТЬ ВАМПИРА!!! О-о-о, или малышка Хэйли хочет поиграть?.. Делай со мной что хочешь, сучка, но даже не смей прикасаться своими мерзкими пальцами к этому кулону.. ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!!
[AVA]http://s4.uploads.ru/6BXz8.gif[/AVA]

Отредактировано Jack Riley (2017-05-20 21:30:27)

Джек был одержим кулоном, греющим грудь и сердце вот уже две недели. Именно одержим. Он никому и ни за что не позволил бы его забрать, но сейчас он слаб и абсолютно не опасен для окружающих. Он беспомощен и ничего не может сделать с этой наглой желтоглазой мордой. Он хорошо помнил свои чувства, когда Эмили выбросила подаренный им браслет. Он вложил в этот подарок всю свою душу и в тот момент почти физически ощутил, как он сам становится ненужным, лишним, как его бросают и толкают. Он уже давно не держал обиды за тот случай, но прекрасно понимал, что и Эмили, наверняка, вложила в свой кулон ничуть не меньше, чем он в браслет. Потерять кулон – значит потерять Эмили. Предать ее чувства. Он права не имел подобного допустить. Да он скорее сдохнет здесь в собственных кишках, чем выйдет отсюда без этого подарка. Вампир гневно скалится, брови сведены, кожа в основании переносицы складывается морщинами, а клыки царапают собственную нижнюю губу, заставляя, пусть недолго, кровоточить. Он ненавидит ее. Он хочет разорвать ее на части. Оставить без единой капли крови во всем ее чертовом теле. Он не будет ее пытать, не будет мучить, как это делает Хэйли с ним. Он просто не даст возможности сопротивляться и выпьет ее всю, захлебываясь, на этот раз, ее кровью.
Слова больно резанули по ушам. Подключить еще кого-то? Его девочек? Он, конечно, и по губам бы это прочел, учитывая, что делать этого не умеет. Такие вещи ему объяснять не нужно, он прекрасно понимал, о ком идет речь.
Джек и раньше испытывал к себе ненависть. Когда не мог завоевать матушкино внимание. Когда в бою погиб отец, а его, мальчишкой, на войну не брали. Когда только стал вампиром и целых два года жрал все, что движется. Когда спустя много лет срывался, и из-за него, именно по его вине, гибли люди, вроде тех пятерых мужиков в лесу у колодца. Но сейчас… Сейчас он ненавидел себя во много раз сильнее. Он понимал, что вел себя безрассудно всю свою мертвую жизнь, но тогда у него и близких людей-то не было. А сейчас у него есть те, за кого он готов на полном серьезе костьми лечь, и он даже думать не хотел о том, что они так или иначе могут пострадать. А самым худшим в этом всем было осознание того, что опасности они подвергались исключительно из-за него. Из-за его выходок, из-за его ошибок, даже тех, что он совершил много лет назад. Какой толк, если этот слабый вампир не только не может защитить любимых, но и сам создает ситуации, в которых их нужно защищать? Он бы сейчас, наверное, на полном серьезе задумался о суициде, чтобы подобного просто не случалось, но размышления были грубо прерваны вновь раскрывшимся ртом его палача.
Теперь-то он помнил ту ночь в две тысячи тринадцатом. Пусть не так отчетливо, как этого хотела эта женщина, но да – он не был одержим. Он просто развлекался в своей привычной манере. Что еще может заставить сердце бешено биться, надпочечники выпускать такое дикое количество адреналина в кровь, как не опасность собственной смерти? Стая волков-оборотней – отличная забава, отличный способ доказать себе, что ты еще жив (в некотором смысле). Нет, он не винил себя за смерть того парня. Да, Джек их всех раздраконил, но они сами за ним погнались, они сами решили, во что бы то ни стало, догнать мелкого вампира, а этот конкретный пес сам бросился под колеса фуры. Естественный отбор во всей красе. Он хочет это сказать, озвучить своей надзирательнице, но молчит, прекрасно понимая, что если ее по-настоящему разозлить, она ведь действительно может, так или иначе, «подключить» к своей игре Эмили, Кей или Марию.
Желтоглазая принялась избавлять его от одежды садовыми ножницами. Он ожидал, что она этими ножницами решит отрубать ему пальцы или сразу целую кисть, с интересом наблюдая, отрастет ли новая конечность, или у регенерации тоже есть свои пределы. Спойлер – не отрастет. Он недовольно хмыкнул, когда девушка отстранилась, убирая свое орудие труда. Наверное, при любом другом раскладе, он бы и правда почувствовал себя униженным, но сейчас, кажется, чувствовать себя хуже уже просто невозможно. Он уже пару раз задумался о самоубийстве, преисполненный ненавистью к себе, что может опустить его еще сильнее? Он не хочет уходить из этого мира, где все еще есть «его девочки». Он знает, что нужен им. В разной степени, в разном смысле, но каждая в нем нуждается. Было бы очень эгоистично вот так просто распрощаться со своей, уже второй, жизнью. Но и подвергать их излишней опасности не хотелось. Он сделал глубокий вдох, а затем шумно и протяжно выдохнул, постепенно выпуская воздух из груди.
Он смирился.
Джек готов был умереть здесь, или выйти отсюда полностью искалеченным и израненным, как физически, так и душевно. Лучше так. К такому решению он пришел.
– Давай, – шепнул он, склонив голову, опустив подбородок на грудь. Возможно, Хэйли ничего и не услышала, но это было и не нужно. Это, скорее, он сам для себя обозначил свою готовность к дальнейшим пыткам.
Глухой стук каблуков, вампир медленно поднимает взгляд и видит перед собой все ту же помешанную на мести девушку, сжимающую пальцами банку с прозрачной жидкостью. Она что-то бормочет и из пипетки в ее руках срывается капля чего-то очень едкого, что в момент начало разъедать все слои кожи разом, а следом и мышцы. Он начал машинально дергать ногой и дрожать всем телом, запрокинул голову назад, почувствовал, как стальное кольцо сдавливает его шею сильнее, и с губ срывается громкий крик, отдающийся отвратительным эхом в полупустой комнате. Он не знал, что точно находилось в той банке, но очень уж было похоже на какую-то кислоту. Она неприятно жгла кожу и разъедала плоть, принося с собой дикие страдания. Он не мог молчать. Он пытался – кусал себя за губы, до скрежета сжимал зубы, сжимал кисти рук в кулаки, заставляя ладони кровоточить от впивающихся в кожу ногтей, но ничего не помогало. Он истошно орет во всю глотку, дергается так, будто это поможет ему избежать очередной капли едкой жидкости на своем теле. Гореть под солнцем тоже неприятно, и в чем-то это эти два ощущения были схожи, но, тем не менее, они были разными. К солнечным ожогам Джек не сказать, что привык, но до определенного времени мог их переносить. Он просто почти никогда не доводил до того, чтобы начинать сгорать. А эта кислота действовала чертовски быстро, не давала никакой форы, никакой возможности избежать адских мучений. Адреналин в крови, кажется, достиг просто невообразимых величин. Джек мечется, насколько ему это позволяют оковы, кричит, почти срываясь на плач, быстро и неровно дышит, сердце колотится как сумасшедшее, зрачки расширены, кисти и голеностопы дрожат, шея начинает трястись, а голова за ней послушно дергается, заставляя глаза снова закатываться под верхние веки. Еще уцелевшие мышцы заходятся в спазмах, а по всем еще «живым» участкам кожи скатывается холодный пот. Болевой шок во всей своей красе. И сейчас он, похоже, перешел ко второй своей фазе.
Джек, кажется, больше не чувствует боли. Он вообще не уверен, что способен сейчас что-либо чувствовать. Он просто превратился в вялую бесполезную куклу, не реагирующую вообще ни на что вокруг. Зрачки все еще дрожат где-то под тяжелыми веками. Полоумная радостно верещит о том, что стрелки часов велят приступать к трапезе и сокращает дистанцию. Не будь Джек сейчас таким измученным и отрешенным, он бы выгрыз ей лицо, но он все еще с трудом держался «на плаву». Она обхватывает его челюсть и запрокидывает голову, почти насильно вливая в него целый пакет с кровью. И пока Райли находится на границе сознания и бессознания, силы постепенно начинают к нему возвращаться, а повреждения бесследно исчезать.
– П… поболтать?.. – еле выговаривая слова, произносит вампир, пытаясь поднять голову, но шея категорически отказывается выполнять опорную для головы функцию, – И что же… что ты хочешь… услышать, а?
Он делает новое усилие, по итогу которого сейчас он смотрит на экзекутора из под сведенных бровей. Выглядит это довольно дурно. А она получает от этого какое-то очень странное удовольствие.
– Ты любишь играть, ха?.. Может, тогда… поиграем? – он лениво сплевывает скопившуюся в ротовой полости слюну, – «Правда или действие». Вся власть все равно у тебя. Ты ничего не… не теряешь. И так как в действиях я… ограничен… мне ничего не остается, кроме как выбрать «правду». Задавай свой сраный вопрос.
[AVA]http://s4.uploads.ru/6BXz8.gif[/AVA]

Отредактировано Jack Riley (2017-05-20 23:39:03)

Девушка отказалась задавать вопрос Джеку, что сначала показалось ему странным, а потом, кажется, до него дошло. Она действительно хочет поболтать. Ей нужно кому-то выговориться, ей нужен слушатель. Кажется, она никогда не выберет «действие», а сейчас только этот аспект глупой игры казался реальной возможностью уйти из мрачного дома в глуши. Разговоры о справедливости парня чуть не рассмешили, но вместо того, чтобы зайтись хохотом, он лишь иронично вскинул бровь и улыбнулся, будто выплюнув жалкий смешок. Ну что же, раз ей так хочется поговорить – поговорим. Джек задал самый идиотский вопрос, который только смогло родить его сознание. Но в этом был его замысел (ух ты, он, оказывается, может думать головой, время от времени). Рубить с плеча было нельзя, а сейчас Хэйли было смешно и забавно. Он на верном пути.
«Я тебе покажу фантазию», – проносится в его голове безмолвный ответ, когда девушка продолжает вышагивать по комнате, – «А ты и правда болтушка». Мальчишка следил за ней взглядом ровно до тех пор, пока она не зашла ему за спину, скрываясь из поля зрения. Похоже, если он спросит с нее краткую автобиографию, то начнет седеть (несмотря на нестареющее тело) раньше, чем дослушает хотя бы половину. Девушка отвлеклась от его плоти и занялась его сознанием, потому вампир на автомате успокоился, и клыки медленно спрятались за губами. Она просит еще один вопрос, вопреки всяким правилам игры. Тем лучше, Джеку все равно нечего о себе рассказывать - большую часть она, похоже, уже знала сама, а во все остальное он даже самых близких людей до сих не решился посвятить.
– ...они никак не повлияют на твою дальнейшую судьбу. И на судьбу твоих подруг тоже.
Он и не собирался теперь подбирать слова. Но – радостная новость – ей, похоже, правда нужно было пожаловаться на свою несчастную жизнь, иначе она была бы осторожнее в выражениях. Или она просто дура. Он задает довольно личный вопрос, сам бы, наверное, не решился на подобный ответить. Но ведь желтоглазая сама говорила, что «они сейчас как никто другой близки». И она послушно ответила. Ее взгляд резко переменился. В нем теперь читался не хладнокровный убийца, а... человек. И если бы не все то, что она только что с ним вытворяла, он бы, возможно, проникся каким-то сочувствием, но нет. Кулон все еще был в ее кармане, причин для ненависти хватало с головой.
Ребенок. Вампир пытался мысленно сопоставить все, что сказала девушка. Он пристально следил за каждым ее движением, будто пытался найти слабое, уязвимое место. Точно так же, как она ранее нашла его ахиллесову пяту в лице близких сердцу людей. О, что это? Она плачет? Отлично. Просто замечательно. Это именно то, что было ему нужно. «О да, портить жизни ты умеешь, пожалуй, лучше, чем что-либо еще», – мысленно комментирует Джек, когда Хэйли заканчивает изливать душу. И теперь уже она задала свой вопрос Джеку, в точности повторяющий его. Это какая-то шутка? Он не рассчитывал на подобное.
– Мне не о чем жалеть, – коротко солгал вампир. Теперь он говорил свободно; насильно влитая в горла кровь вернула к нему силу, и тело, кажется, уже почти полностью восстановилось. Джек не был тем, кто охотно разговаривает на такие темы, и уж тем более не собирался открываться желтоглазой. Новый план – завалить ее вопросами. Жуткими, неприятными. Была вероятность, что она на все будет отвечать, а когда ей станет невыносимо больно это делать, ей придется выбрать действие. Могло сработать. Но существовал и шанс того, что ее это разозлит, заставив просто прекратить их глупую игру и вернуться к тому, с чего они начали. А еще психам нельзя верить: она обещала не трогать Эмили, Кей и Марию, вне зависимости от заданных вопросов, но что мешает ей это сделать? Она не была похожа на честного человека.
– Подожди-подожди! То есть, хочешь сказать, что залетела, но отказалась от личинки? – он странно, немного маниакально улыбается, игриво вскидывая брови; в голосе чувствуется азарт, интерес, увлеченность происходящим, – Как думаешь, она о тебе вспоминает? Плачет ночами, задаваясь вопросом «почему мамочка меня бросила»?
Во взгляде заиграли искры. Он хорошо знал, что это такое – расти без матери, даже несмотря на то, что та до последнего была рядом. Своего ребенка в Джеке эта женщина никогда не признавала, Райли хорошо понимал, как надавить на больное.
– Ты сказала, что не знаешь пола. Значит, ты и судьбу личинки не знаешь? Может быть, ее избивают в детском доме? Или, например, она может болтаться по приемным семьям, которые ее не любят. Или вообще бродить по улицам в поисках хоть какой-то крохи хлеба, – он сделал совсем небольшую паузу, но не дал возможности своему надзирателю и слово вставить прежде, чем продолжил, – О! О, о! Я знаю, знаю! Сколько твоему отпрыску сейчас? Лет восемь-девять? Как думаешь, может он приехал в Годфри и ищет тебя? Если, конечно, не подох давным-давно.
Юноша сейчас напоминал одержимого маньяка. Он почему-то вдруг стал получать удовольствие от того, как давил на Хэйли. Интересно, это так же больно, как удары кастетом по ребрам, вонзание острого ножа в живот несколько раз подряд или капли серной кислоты на теле? Он очень хотел, чтобы чувство вины разъедало ее сейчас изнутри так же, как недавно разъедало его плоть до самых костей.
[AVA]http://s4.uploads.ru/6BXz8.gif[/AVA]

Неожиданно начавшийся истерический смех собеседницы заставляет Джека вопросительно приподнять бровь. Он не понимает причин для подобного поведения. Были 6ы руки свободны, он 6ы демонстративно покрутил у виска, но, увы – он лишь тихонько присвистнул, как 6ы намекая, что у Хэйли совсем крыша уехала. Промахнулся? Она вполне могла солгать ему так же, как и он. Это, во всяком случае, объяснило бы заливной припадок.
Она, похоже, распознала его ложь. Да, врать он не умел, но расчет был на то, что ей будет совсем не до этого, когда вампир обрушит на нее шквал неприятных вопросов о сучьем отпрыске. Это был риск, и он себя не оправдал. Девушка вцепилась в его кисти и в одно мгновение сломала ему восемь из десяти пальцев. Резкая и сильная боль, он ничего не успевает понять и громко кричит, секунду спустя сжимая челюсти, стискивая зубы, морщась от боли.
– Ах ты ж... Стерва, – еле слышно выдыхает юноша, втягивая сквозь зубы воздух, превозмогая болевые ощущения, когда психопатка вновь отстраняется.
Он слегка вздрагивает всем телом, когда слышит звон бьющегося стекла, а практически в следующую секунду снова заполняет пустоту комнаты противным криком, когда битая бутылка, оцарапав мальчишескую грудь, начинает продирать себе путь вовнутрь. Хэйли не делает резких движений, она проталкивает свое оружие постепенно, с наслаждением наблюдая за тем, как дергается в очередном болевом припадке вампир. Время начинало тянуться еще сильнее в его сознании, одна секунда превращается в пять, он почти каждой клеточкой ощущает, как острые края бывшей бутылки медленно и методично рвут мягкие ткани. Последний толчок показался ему особенно сильным и задел несколько поясничных позвонков. Это привело к тому, что теперь парень не чувствовал своих конечностей. Ни рук с переломанными фалангами, ни ног до колена. Ему страшно, но в то же время страх застилает нелогичным в этой ситуации весельем. Ему хочется в голос заржать, сказать этой напыщенной дуре, что она сама же ему сейчас отключила болевые ощущения в сломанных пальцах, но Хэйли хватает его за горло, не позволяя выдохнуть и слова. Сейчас, когда она проворачивает бутылку в его кишках, корпус продолжает заходиться в судорогах, в то время как руки и ноги остаются неподвижными вследствие повреждения спинного мозга. Теперь в его тело грубо врывается вторая ее рука, невежественно разгуливающая между плотно прилегающими друг к другу органами. Эта противно, неприятно. Стоит ее ногтям коснуться легких, как к горлу подступает неприятный ком, вампиру хочется откашляться, но она не дает возможности сделать даже это. А потом она обхватывает пальцами сердце. Оно, в свою очередь, начинает бешено колотиться, делая такое невероятное количество ударов в минуту, что ему впору просто взорваться от перенапряжения.
Джек делает быстрый и глубокий вдох, хрипя будто на смертном одре, будто глотает последний оставшийся в комнате воздух, отчаянно полагая, что это как-то поможет трепыхающемуся сердцу. Он запрокидывает голову, устремляя взгляд в потолок, пытаясь сосредоточиться. Лицо снова морщится от переживаемых ощущений. Он уже почти уверен, что сейчас ему придет окончательный конец и уже готовится к скоростному слайдшоу перед глазами, которое должно было охватить долгих восемьдесят девять лет, но из ее поганого рта вырываются очередные угрозы в сторону Эмили и Кей. Неужели они все это время были где-то поблизости, раз она так просто говорит о том, что приведет их? Лицо сковал безмолвный ужас, от отчаяния по щекам покатились горячие слезы. Он знал, что никому из них не причинит вреда, не притронется ни к одной из них, но ведь это явно не понравится желтоглазой, что заставит ее сделать что-то еще более ужасное. Она и о ситуации в лесопарке знала. Да она одержима, она совершенно точно сумасшедшая, больная на голову истеричка. Это у нее такая запоздалая послеродовая депрессия или что?! Он пропускает мимо ушей все, что она говорит после. Девушка отстраняется и вновь усаживается на свой импровизированный трон.
– Хорошо... ЛАДНО! – тяжело выдыхая, сдается Джек и медленно поднимает измученный взгляд на своего партнера по игре, – О чем я жалею, да? Это тебе интересно?
Он спрашивает о6 этом как будто в пустоту, не ожидая получить ответа. Ему хочется опять сказать что-то язвительно, вроде «Я жалею, что не сожрал твое лицо, когда ты давала мне такую возможность», но слишком многое стояло сейчас на кону, чтобы вот так бездумно поступать. Пауза между его репликами была минимальной, секундной.
– Я жалею, что не смог пробиться на поле боя. Жалею, что не сдох от пули в семнадцать лет. Жалею, что разорвал бригаду пожарных. Жалею еще о том, что творил на протяжении двух лет. О том, что рушу жизнь важным людям своим сраным существованием. И БОЛЬШЕ ВСЕГО, МАТЬ ЕГО, Я ЖАЛЕЮ О ТОМ, ЧТО ВСЕ ЕЩЕ ЖИВ!
Джек тяжело дышит. Он, наверное, боится смерти, он о6 этом всерьез задумывался только в девятнадцать лет, если вспомнить. Но и в своих только что сказанных словах он уверен. Он обрел, наконец, тех людей, которым на него не плевать, и на которых не плевать ему. Они настолько стали близки его сердцу, что ему становилось тошно от того, что из-за него они все вынуждены так или иначе страдать. И единственным способом их от этого избавить, была его чертова смерть. Ради них он готов на такую жертву, как 6ы сильно не боялся того, что будет дальше, если это «дальше» вообще будет.
– Довольна? – недовольно сведя брови спрашивает вампир, корчась от болезненной регенерации, – Теперь ведь моя очередь, верно? Правда или действие?
Как только девушка – неожиданно – выбрала второе, мальчишка удивленно округлил глаза. Он прекрасно понимал, что вариант «отпусти меня» не прокатит и нужно думать о чем-то другом. Примерно полминуты он молчит, пытаясь придумать что-то, что хоть как-то ему поможет, не вызывая при этом гнев у надзирательницы. Проходили, знаем, этим можно сделать только хуже.
– Ты же ведь так просто меня все равно не отпустишь, а? – на всякий случай, с далей иронии уточняет Джек, – Верни мне кулон.
Нет, это ему абсолютно никак не поможет. Но выбираться отсюда без этого подарка он не был намерен все равно. К тому же, игра продолжалась, у него еще было время на то, чтобы как то прорвать себе путь на свободу.
[AVA]http://s4.uploads.ru/6BXz8.gif[/AVA]

Он смиренно ждет реакции, теряясь в догадках – выполнит игровой приказ или проигнорирует. К счастью, она не заставляет себя долго ждать, поднимаясь со стула и роняя спокойное «хорошо». Он наблюдает за ней, провожает взглядом, не поворачивая головы. Несколько минут, и кулон возвращается на свое уже привычное место, согревая вампирскую душу. Он нервно выдыхает, будто не верит, что так просто смог его вернуть. Надо отдать желтоглазой должное – она и рваную цепочку приспособила, обвязав вокруг его левого запястья. Да, ему стало во много раз спокойнее теперь, когда подарок с изображением одуванчика снова вернулся к своему владельцу, но какие-то остатки ярости все еще полыхали у него в груди каждый раз словно загораясь сильнее, стоит ему вернуть взгляд к Хэйли.
Она рассказывает историю почившего по вине Джека оборотня. И она кажется ему безумно скучной. Нельзя сказать, что ему безразличны чужие смерти, так или иначе касающиеся его самого. Просто он до сих пор не чувствовал ни капли вины за случившееся и вся эта лекция утомляла, заставляла зевнуть во весь рот, но вампир сдержался. Сейчас что угодно могло пошатнуть наступившее спокойствие в душе желтоглазой.
– …ты отнял у детей отца.
За эти слова слух зацепился. Он сразу вспомнил себя в день, когда во входную дверь их дома постучали, чтобы передать его матери похоронку. Джек слишком хорошо помнил оставшиеся часы тех суток. Мать бросилась в слезы и до самого утра не могла унять свое горе. А младший Райли еще минут двадцать стоял, как прибитый, у порога, когда захлопнулась дверь за гонцом с плохими вестями. Пятнадцатилетний мальчик потерял отца, а вестник ему даже в глаза не посмотрел – лишь сухо вручил бумажку даме, сняв шляпу, холодно что-то промямлил и ушел восвояси. Вся прислуга ходила за горюющей вдовой, пытаясь успокоить, а Джек продолжал упираться взглядом в деревянную дверь. Стоило гувернеру приблизиться к мальчику, как тот начал истошно вопить и размахивать руками. Следующие несколько часов он сидел, прижавшись спиной к парадному входу, осмысляя произошедшее. А когда, кажется, пришел к этому осознанию, как никогда стал нуждаться в маминых объятиях и ее поддержке. Но она прогнала сына из своих покоев, не желая видеть того, кто так сильно напоминал покойного мужа.
– Ты хоть представляешь, как тяжело объяснить ребенку, почему папа больше не вернется домой?!
Нет, он не представлял. Потому что ему никто не объяснил, ему никто ничего не хотел объяснять, оставив пятнадцатилетнего мальчишку самостоятельно осознавать и принимать смерть отца. Ребенка, который со смертью ранее вообще не встречался. И поэтому он не верил, и поэтому он каждый вечер садился под дверью, ожидая услышать тройной стук и знакомый родной голос по ту сторону.
– Ты знаешь, каково это, расти без отца?!
– Знаю, – холодно отрезал вампир, – Я своего потерял, когда мне было пятнадцать.
Он с минуту смотрел будто сквозь собеседницу, и только потом нашел в себе силы продолжить.
– Слушай, мне плевать на его смерть, потому что он сам бросился под колеса. Я тоже тогда пробежал перед фурой, но, как видишь, остался жив. И все остальные, кто за мной гнался, почему-то выжили. Я его не убивал.
Последнюю фразу он особенно выделил, будучи уверенным в своих словах.
Странное у нее, все-таки, было чувство справедливости. Тот пес, наверное, даже понять не успел, что умирает, какие там страдания. А Джек сейчас будто отдувался за весь сожженный еврейский народ.
– Ты всерьез это делаешь из-за него? Вот это все? – мальчишка устало покрутил шеей, как бы указывая на пространство вокруг себя, на себя самого, прикованного по всем конечностям и, к тому же, раздетого, – И как далеко ты готова зайти в этой своей мести?
Он устал. Голова перестала нормально соображать, веки опять наливались свинцом, а все происходящее начинало утомлять. Он не видел достойного мотива для ее действий, он не видел смысла во всем этом спектакле. Он просто устал, просто сдался.
[AVA]http://s4.uploads.ru/6BXz8.gif[/AVA]

Джек следит за движениями желтоглазой. Девушку как будто подменили. Она вдруг перестала казаться сильной и властной женщиной, которой нечего терять и которая готова свершить свою месть, во что бы то ни стало. Сейчас она была похожа на человека, у которого, похоже, в жизни явно чего-то не хватало. Он не мог понять чего именно, но то, как она скулила у него за спиной, казалось, как минимум, странным. И она перестала, наконец, его пытать. Прям вот совсем. И сейчас, казалось, что если она все же решит его убить – то сделает это быстро и максимально безболезненно.
– Выбор? Он есть всегда, – выдохнул в потолок вампир, – Я говорил, что готов подохнуть в этой дыре, но если у меня все же остался шанс выбраться живым…
Если условием его освобождения станет неприкосновенность Хэйли, он не раздумывая согласится. Потому что единственное, о чем он бы всерьез жалел перед смертью, так это о том, что не успел бы проститься со всеми. Не имел бы возможности объясниться, почему он вот так их бросил. С другой стороны – а что бы он им сказал? Наверное, его тогда запомнили бы совсем козлом еще и дорогие сердцу люди, а это было последним, чего бы он желал. Но хотя бы увидеть их всех в последний раз он бы очень и очень хотел. Никогда, черт возьми, не знаешь, когда тебя настигнет твой конец. Стоит ценить то, что есть у тебя сейчас, по-настоящему ценить. И только сейчас, после почти вековой жизни, Джек смог действительно это осознать.
– Если ты и правда не хочешь моей смерти – не убивай. Ты и сама, кажется, знаешь, что я не испытываю никакой радости от убийств, поэтому, серьезно, если ты сейчас освободишь мне руки, я к тебе даже не прикоснусь.
Слабый аргумент, конечно, но других у него в запасе все равно не было. К тому же в этот раз он не лгал. В конце концов, тело уже восстановилось, оставив лишь весьма неприятные воспоминания, кулон вернулся на свое место. Сейчас у него нет объективных причин убивать свою надзирательницу. Сейчас ему хочется просто вернуться домой. Обнять Марию и поблагодарить за ту заботу, которую она дарила ему все эти пять лет. Зайти к Эмили и обнять ее, напомнив, что он в жизни не оставит ее одну и не заставит чувствовать себя одиноко. Навязаться в гости к Кей и просто хорошо провести с ней вечер, а может, и ночь. Как бы зол он не был на Хэйли несколько минут назад, убивать ее желание отпало. Друзей из них, конечно, не получится, но ведь даже несмотря на тесноту Города, они спокойно смогут игнорировать существование друг друга и не сталкиваться лишний раз. Шанс был, и Джек старался держаться за этот шанс.
– Можешь свернуть мне шею, прежде чем отпустить, – он наклонил голову сначала к левому плечу, а затем к правому, хрустя суставами. Металлическое кольцо все еще неприятно сдавливало горло, – Если тебе от этого будет спокойнее.
[AVA]http://s8.uploads.ru/7mPVI.png[/AVA]

Он молча ждал ее реакции, ее ответа. Сердце заметно замедлило свой ход, словно старалось не мешать вслушиваться в каждый шорох за спиной. Он всей душой сейчас надеялся, что шанс не окажется призрачным, пустым, что еще в следующие несколько минут он, наконец, сможет встряхнуть затекшими запястьями и ходить на своих двоих. И в то же время боялся, что его жизнь вот-вот грубо оборвется, и он останется наедине с пустотой и собственными сожалениями о том, что он сделать не успел. Он снова видит ее сапоги, медленно поднимает обеспокоенный взгляд вверх и останавливает его точно на ее глазах. В ее руках два пакета с ярко-красной жидкостью, на фоне которой сейчас все остальное, что находилось в этой комнате, казалось бесцветным, серым. Такое, вроде бы, называется тританопией. Клыки непроизвольно удлиняются, царапая приоткрытые губы, но смотрит он все еще в отдающие желтым глаза. Это могло все испортить. Можно было подумать, что он уже готов разорвать и осушить своего неудавшегося палача, но, к счастью, девушка в этот момент смотрела не ему в глаза. Два прохладных пакета опускаются ему на колени, он закусывает губу, борясь с так внезапно пришедшим чувством голода, потому что шевелиться до сих пор толком не мог. Колени начинают подрагивать от нетерпения и, в то же время, от ощущения приятной прохлады на коже. Поворот ключа до щелчка, еще один, ноги больше не скованы. Еще два таких же щелчка выше – и юноша с наслаждением трет собственные запястья, крутит их и вцепляется тонкими пальцами в пакет. Резко срывает колпачок и жадно поглощает кровь, не дожидаясь, пока Хэйли освободит еще и шею.
Осушив полностью первый пакет, он, не думая, схватился за второй, и только потом блаженно потер ладонями красноватую шею. Он прогибается в спине, хрустит позвоночником и разворачивает корпус, чтобы оглянуться назад. Левое предплечье находит себе место на спинке стула, а правой рукой он медленно зачесывает волосы назад, вдруг почувствовав, что растрепавшаяся челка падает на глаза и щекочет переносицу. Девушка стоит, будто ее парализовало, а глаза плотно закрыты, будто теперь она ждет, что гильотина обрушится на ее голову.
Джек не знает, что должен сказать. Что нужно говорить тому, кто пытал тебя, намереваясь по окончанию игры лишить тебя жизни, а потом просто… отпустил? Он замешкался, развернулся обратно, так и не проронив ни слова, и забегал глазами по помещению в поисках хоть чего-нибудь, чем можно прикрыться.
– Плащ. На мне не было плаща, когда я очнулся, – резюмировал он больше для себя.
Мальчишка встал со стула, поднялся, сделал один единственный шаг и вновь грохнулся на этот ужасный стул. Несмотря на три выпитых за день пакета (четыре – если считать тот, что он осушил еще утром, дома), травмы были достаточно серьезными, чтобы вот так просто регенерировать. Внешне он был полностью цел и невредим, краснота с запястий, щиколоток и шеи сошла, а единственным шрамом осталось лишь вечное напоминание на груди, прикрываемое сейчас дорогим сердцу кулоном. Внутри же, похоже, еще не все пришло в норму, не все процессы запустились или работали в нормальном режиме. Это отдалось общей слабостью и сложностями в передвижениях. Он ударил себя основанием ладони по лбу, как будто старался выбить появившееся головокружение. Джек делает еще одно усилие, вновь поднимается со стула и движется в сторону плаща, как только сумел отыскать его, лежащим на полу у входной (кажется) двери. Ему не хватило всего одного шага до цели, и он неуклюже падает на колено, схватив, тем не менее, пальцами черный плащ. Единственный предмет его одежды, оставшийся невредимым и не запачканный кровью. Вампир оперся на согнутое колено рукой и вновь поднялся на ноги, попутно стараясь накинуть плащ на плечи. Он не был длинным – едва доходил до середины бедра, но большего обычно и не нужно было, ведь без штанов он на улицу все равно не ходил. Пара шагов до кухонного гарнитура, юноша опирается о столешницу и смотрит на желтоглазую.
– Эй, – Джек окликнул девушку, чтобы та, наконец, разомкнула веки, но имени ее так и не вспомнил, – Телефон. При мне ведь был мобильник? Он у тебя?
Райли хотел удостовериться, что находится здесь не больше одного дня, а заодно проверить, не хватились ли его пропажи. И еще сейчас он очень хотел позвонить Эмили и услышать ее голос, но делать подобное в этом доме… Нет, так тоже не пойдет. Ну, во всяком случае, он может отправить ей какую-нибудь смс-ку, а потом наведаться на ужин.
– Эй! – юноша повертел распахнутой ладошкой и присвистнул, пытаясь обратить на себя внимание Хэйли, которая на прошлый его вопрос все еще не отреагировала, – Я могу уйти сейчас. Я, признаться, очень хочу уйти прямо сейчас, но ты выглядишь отстойно. Может, стоит кому-то позвонить, чтобы тебя забрали?
И пусть ему совсем не хотелось сейчас (да и вообще всегда) с ней разговаривать, что-то его удерживало в этих ужасных стенах, где каждый сантиметр так или иначе напоминал о всей пережитой боли, заставляя некоторые мышцы тела непроизвольно сокращаться, будто бы они предчувствовали новую облаву. Назовем это вежливостью со стороны вампира. Вне зависимости от ее ответа, Джек, как ему самому казалось, готов был уходить сразу, как только он услышит от нее хоть какие-то слова.
[AVA]http://s8.uploads.ru/7mPVI.png[/AVA]

Телефон в ящике, отлично. То, что нужно. Стоило вампиру лишь услышать эти слова, как он тут же резко развернулся и дрожащими от нетерпения руками попытался выдвинуть ящик. Получилось не сразу, но попытки, наверное, с четвертой-пятой ему все же это удалось. Он крепко вцепился пальцами в мобильник и попытался его разблокировать. Неудачно. Несколько раз проведя пальцем по экрану, а затем не один раз пощелкав кнопкой блокировки, он, наконец, осознал, что у устройства просто-напросто села батарейка. Как вовремя, черт его дери! Ни тебе возможности время уточнить, ни пропущенные проверить, не возможные смс-ки прочитать. Свободную руку мальчишка сначала крепко сжал в кулак, затем со всей силы вдарил по столешнице, оставляя на той небольшую вмятину, а потом с размаху выкинул телефон на улицу, пробив оконное стекло. Он даже пропустил мимо ушей, что говорила дальше Хэйли. Кажется, что-то о том, что она всегда сама по себе? Хреновое чувство, сейчас Джек это понимал, как никто другой. Быть одиноким на протяжении пятидесяти лет и не сойти с ума – ему несказно повезло. А потом появилась Эмили и с тех самых пор он никогда не чувствовал себя одиноким. Даже несмотря на то, что возникающие проблемы всегда пытался решать самостоятельно, никого к ним не привлекая, он всегда мог рассчитывать на поддержку, и эта мысль грела душу.
– Все в порядке, не стоит переживать. Уж точно не тебе беспокоиться обо мне. Прости.
Эти слова он услышал. Действительно, а почему он все еще здесь? Он – не тот, кому стоит переживать за своего неудавшегося палача. А с учетом того, что он понятия не имел, какой сейчас день недели, и который час, отрезанный от мобильной коммуникации, ему хотелось теперь лишь выбраться из этой тошнотворной пыточной камеры и отметиться, что все еще живой и почти невредимый. И что это еще за «прости»? Серьезно? После всего, что эта женщина творила последние несколько часов, максимум, что она может сказать – это «ПРОСТИ»?! А, к черту, руки и ноги Джека больше не прикованы к стулу, шея не опоясана стальным ошейником, он, в конце концов, может отсюда, наконец, убраться.
Он уже готов был собрать остатки сил и двинуть в сторону выхода, как позади послышался звук уведомления, на который вампир автоматически отреагировал, будто на свой собственный, кинув взгляд через плечо. Но нет, его телефон уже вряд ли был дееспособен в принципе, валяясь во дворе где-нибудь на газоне между парочки декоративных камней. Послышался шорох. Девушка пошла на звук, медленно шаркая ногами по полу. Мальчишка невольно заглянул в светящийся экран в ее руках, но, похоже, все равно ничего не разобрал. Да и какое ему дело. Единственное, на что он действительно обратил внимание, так это на время. Давно за полночь. Джек пригнулся и посмотрел в окно. Еще темно, можно спокойно выходить, не боясь опалить ноги. Он неуверенно проковылял к выходу, одернул ручки двери и, остановившись в проеме, посмотрел на желтоглазую в последний раз через плечо.
– Я говорил, что не прикоснусь к тебе – это правда. Я свое слово сдержу, – он сделал глубокий вдох и на мгновение задержал дыхание, опустив ресницы, будто пытался вернуть себе какое-то внутреннее равновесие, – Но если я вдруг увижу тебя рядом хоть с одной из них… можешь уже выбирать уютный комфортабельный гроб и красивое надгробие для своей могилы.
Ночь встретила приятной прохладой на лице. Проходя мимо разбитого телефона, Джек еще раз вдарил по нему голой пяткой, пробубнив под нос что-то вроде «бесполезный кусок металла», и направился в неизвестном даже ему самому направлении. Он здесь никогда не бывал и не был точно уверен, куда именно ему нужно идти дальше. Слабость все еще давала о себе знать, поэтому оставалось лишь надеяться, что ноги сами приведут его хоть к одной знакомой годфрийской улочке, а дальше совершенно точно должно было открыться второе дыхание, чтобы добраться домой.

I want you to know: you will never be alone.
I’m coming home, I'm coming home.
Он безумно устал и очень хочет спать. И забыть весь тот ужас, который творился с ним последние сутки. Быть может, стоит попросить Кей сварить какое-нибудь зелье забвения или что-то вроде того? Нет. Он будет помнить этот день, потому что, несмотря на многочасовые пытки, он для себя уяснил несколько важных вещей, о которых забывать никак нельзя.