В Годфри Риверы прибыли практически без вещей, но зато с нормальным капиталом для начала с чистого листа благодаря сбытым вещам, которые едва ли увезёшь через половину штатов. Поначалу они жили в местной гостинице, а через неделю вселились в маленький двухэтажный домик на окраине города, попутно утрясая моменты стабильного дохода и, как выражался Уильям, «налаживая коммуникации». В «налаживание коммуникаций» также входил пункт разведки местности на предмет оплота веры, что было для отца обязательным условием. В вечер четверга, когда Адель была дома одна (Ванда работала во вторую смену), Уильям пришёл домой с широкой улыбкой, преобразившей его лицо, отмеченное мимическими морщинами. Однако Ада в его светлых глазах отчётливо разглядела лёгкое беспокойство.
- У меня хорошие новости! – Он тяжело приземлился рядом с ней на диван, оправил пиджак, приобнял дочь за плечо. Адель приготовилась определённо к плохим новостям, но так же неуверенно изобразила улыбку в ответ, немигающе глядя ему в глаза.
- Я нашёл тут церковь! Точнее сказать, не церковь, я… гм… часовню, – радость постепенно оплывала на глазах, а Адель неловко поёжилась, - Она находится за городом, так что придётся совершить паломничество, выражаясь образно.
- Пап, зачем тебе это? Не обязательно же соблюдать все постулаты церкви, молиться можно и дома.
Уильям строго посмотрел на неё. По её, Адель, собственной классификации, у Уильяма было несколько лиц. Одно из них – Пастор – взглянуло на дочь совсем другими глазами, потемневшими, со сжатыми каменными губами.
- Это вопрос дисциплины и истовой веры. Последователи паствы должны, нет, обязаны держаться вместе. – Он склонился ближе к Адели, загородив ей свет из окна, и ей показалось, что в комнате явственно потемнело, она невольно отодвинулось, глядя в глаза Уильяма, почти белёсые в темноте. – Тем более, что этому городу не хватает благодати божественной, понимаешь? Здесь темно и одиноко, и я боюсь, как бы в направившим нас сюда человеком не руководил дьявол.
- Ну что ты такое говоришь, пап. – Адель нервно рассмеялась и похлопала отца по плечу, в то же время сохраняя дистанцию. – Ты не слышишь себя со стороны, это звучит как лёгкое безумие.
Будь ей пятнадцать, Уильям вряд ли задумался над её словами, но теперь он остановился в своих размышлениях, тряхнул головой и сконфуженно ответил:
- Может, ты и права… Всему виной потрясения, которые произошли с нами за последние полгода. – затем он снова сменил тон, упруго поднявшись с дивана и прохаживаясь по комнате. – Так или иначе, завтра я намерен поехать за город и вы, юная леди, составите мне компанию!
Адель улыбнулась, склонив голову набок. Отец пытался сохранять хорошее расположение духа, в этом она пыталась ему помочь, но её больше беспокоило то, что Уильям всё больше погружался в пучины своего вероисповедания. Сама будучи католичкой, Адель, всё же, разделяла понятия набожности и фанатизма.
День пролетел довольно быстро, а после пятничного рабочего дня Уильям выглядел особо уставшим, так что отговаривать его от этой затеи Адель попросту не решилась. Да и ей самой было любопытно взглянуть на часовню, о которой упоминал отец. Дорога до часовни оказалась ухабистой и явно не накатанной в достаточной степени – очевидно, прихожан в Годфри оказалось не так много. Вскоре на горизонте как-то незаметно появился серый квадрат, почти сливавшийся с небом, затянутым в сизую, безрадостную пелену. Часовенка постепенно приобрела отчётливые очертания, являя взору довольно посредственное зрелище – пускай обветшалое, но крепкое одноэтажное здание, очевидно, являющееся безраздельной частью кладбища, разворачивающегося чуть поодаль. 
Адель жестом обратила внимание отца на старенький «форд», припаркованный возле забора. Уильям пристроил машину рядом, и, когда Адель наконец вышла из машины, ей в лицо ударил холодный поток ветра. Природа вокруг безмолвствовала, как будто ожидая, когда же, наконец, подаст голос колокол, сиротливо примостившийся поверх черепичной крыши.  Парапет облепило внушительное количество удивительно тихих серо-чёрных галок, глядевших на новоприбывших то одним глазом, то другим, попеременно. Отец задержался в машине, и, когда Адель несколько обеспокоенно заглянула черед стекло дверцы, тот жестом показал, чтобы она пока шла без него. Признаться честно, ей было крайне неловко в одиночестве входить в часовню. Видавшая виды одностворчатая  дубовая дверь никак не хотела поддаваться Аде, и той пришлось перенести вес всего тела, чтобы наконец услышать протяжный, грозный скрип. Она вскинула голову, когда услышала хлопанье крыльев наперебой и птичий гомон – чёрное облако, как показалось девушке, чересчур медленно поднялось в воздух, формируя неестественные для стай спирали, и постепенно сливаясь с грязными разводами облаков. На землю медленно осели одинокие, единичные сизые перья, гармонично сливаясь с грязью под ногами. Наваждение схлынуло с такой же внезапностью, как и захлестнуло.
Внутри домик выглядел просторнее, чем снаружи, даже при условии равномерно-тусклого «осеннего» света. Адель медленно переступила порог коридора-прихожей, оглядывая голые стены. Внимательный взгляд мягких, печальных карих глаз остановился на внушительно-реалистичном распятии, врезанным  ровно напротив входа, за амвоном (трибуной для проповедей). Вероятно, это внушило Аде некоторое спокойствие, так что она прибавила шагу, но всё равно старалась двигаться как можно тише и почтительнее – ей казалось, что в этих стенах жила древность. Фигуру пастора она заметила не сразу – тот сидел в углу помещения в кресле, устроившись довольно уютно, и вниманием был всецело поглощён книгой неизвестного девушке содержания. Только когда Адель подошла к нему почти вплотную, мужчина в возрасте заметил её присутствие, но отреагировал с исключительным спокойствием. Взглянул на неё поверх очков внимательными, выцветшими голубыми глазами и улыбнулся, оглядывая её с ног до головы: начиная от чёрных начищенных лакированных сапожек, точно по размеру узкой стопы, и до золотистых локонов, вуалью раскинувшихся по плечам и спине.
- Неужто ангел явился на нашу бренную землю?
Адель явственно почувствовала, как краска пятнами проступает по щекам, румянец никогда не шёл болезненно-бледной девушке.
- С чего вы вообще взяли? – она невольно рассердилась собственному смущению, и это отразилось в голосе непрошеной напряжённостью.
- Скорбно-отрешённое выражение лица, милая моя. Как у одной статуи за домом, - отвлекая её от возможного ответа, будь то яростный, растерянный или польщённый, не важно, Лоуренс поднялся со своего места и простёр ладонь к лавкам, стандартно наличествующим в часовне.
- Присаживайтесь. Вы же приезжая?
- Откуда вы знаете?
- Я много чего знаю, - крякнул Лоуренс, а затем они оба услышали протяжный скрип двери. Адели вдруг подумалось, что тот притворялся, не замечая её присутствия, а сам наблюдал за ней из-под эти самых очков в старомодной оправе.
- Здравствуйте! – Уильям осенил пастора одной из самых своих красноречивых, радушных улыбок, они обменялись дежурными любезностями, а затем отец увёл разговор в сторону обязательных для посещения ритуалов церкви, возможности присоединения к пастве и прочих тонкостях, к которым, признаться честно, Адель совершенно не питала интереса. А затем разговоры отца и пастора как-то сами собой отошли на второй план – внимание девушки сосредоточилось на каменном распятии. Мужчины, поддерживая друг с другом оживлённый диалог, вышли из часовни прямиком в сумерки, а Адель приземлилась таки на предложенную пастором лавку, как-то отрешённо прислушиваясь к какофонии мыслей, царивших на тот момент в её голове.
Адель Ривер часто бывала в разнообразных церквях благодаря определённой предрасположенности семьи по отцовской линии к вере в довольно жёстких её проявлениях. Так или иначе, а католическая церковь всегда имела облик одухотворённо-мрачный, строгий, как бы иллюстрирующий будущее человека, который поступается её законами. Однако часовенка Годфри оказалась очень уж красноречивой. Какова была причина такой заброшенности? Неужели не нашлось финансирования для отстройки полноценной церкви, будь то государственный бюджет, благотворительность или же, непосредственно, кровные прихожан? Тем не менее, даже имея такой скромный вид, оплот веры Годфри имел довольно мрачную атмосферу, а из небольших стрельчатых окон с одной стороны вид выходил на кладбище… На котором, к слову, Адель заметила неспешно прохаживающиеся знакомые фигуры – одну уже явственно пытался гнуть возраст, а вторая ещё сохраняла молодцеватость. Таким образом, мысли девушки плавно перетекли к отцу, его недугам, чаяниям, и постепенно подкрадывающемуся безумию. Она невольно сжала серебряный крест,что имела привычку всегда иметь при себе, но при том не одевать на шею и вовсе не выносить на обзор кому бы то ни было. Ривер на тот момент напоминала статую, по иронии какого-то прихожанина одетую в чёрное фетровое пальто нараспашку, произвольно свёрнутый на шее белый шерстяной шарф, юбку в пол, чёрные колготки и вышеупомянутые сапоги. Единственное, что могло бы её выдать – это очень светлые волосы, но Адель накинула на голову капюшон, так что практически полностью слилась с полумраком, постепенно окутавшим церковь… а так же с полудрёмой собственных размышлений.

Отредактировано Adele River (2018-04-12 13:45:21)

Подозрительно похожий на человека силуэт в темноте (хотя кого мы обманываем – запах наверняка выдал оборотню если не всю поднаготную барышни, так её большую часть, помимо человечины обыкновенной, медовую нотку и одуряюще-химический ментоловый запах шампуня) шевельнулся слишком медлительно для кого-то, обнаружившего нарушение своего уединения. К тому времени голова Адель свесилась к груди, а капюшон полностью накрыл её лицо. Инстинктивно девушка подобралась на месте, отёрла ладонями лицо, медленно, с лёгким присвистом втягивая воздух, и взглянула на незнакомца.  Из-под пальто блеснуло светлым золотом. Адель выглядела озадаченно, увидев в часовенке незнакомца, который явственно в умиротворяющее запустение не вписывался. Она прищурила глаза – в полумраке не удавалось рассмотреть детально его лицо, но от неё не укрылось затаившееся в скулах напряжение, возможно, плотно сжатые губы и общая усталость. И правда, вечер пятницы ведь, не только время для отдыха, но и последний рабочий день у основной массы годфрийских обывателей. Тишина постепенно стала накаляться, так что Адель всё же произнесла хрипло:
- Кажется, задремала. – откашлялась, прочищая горло, затем запоздало стянула капюшон. Несмотря на хриплость, голос оказался более низкого тембра, чем можно было ожидать от девушки такой наружности. "Серый волк и Красная шапочка", не иначе, с тем лишь исключением, что о волчести соседа по лавкам Адель даже не догадывается. По мере того, как до девушки доходила неоднозначность ситуации, её взгляд наливался настороженностью чем можно было бы предполагать – пожалуй, обстановка казалась ей опасной. Тесное помещение, хорошо сложенный рослый мужчина средней небристости(?). Она глянула в сторону окна, где, кажется, не только время подступало к ночи, но и заметно было какую-то оживлённую активность.
- Простите, что потревожила. – слова казались чужими и колючими, Адель медленно вздохнула, отирая лоб бледной, почти прозрачной ладонью, и не нашла ничего лучше, чем продолжить, - Я пока не очень знакома с местными порядками, мы приезжие. Меня зовут Адель Ривер.

Отредактировано Adele River (2018-04-12 17:22:34)

Человек с креста смотрел на мужчину отрешённым от всего мирского, но от того не менее  тоскливым взглядом. Точнее, так могло показаться из-за неверного сумеречного освещения – на самом-то деле каменному изваянию и правда не было никакого дела до людей, его веки смежились навсегда и были запечатлены такими в веках руками неведомого скульптора. Хотелось бы знать Адели, был ли он запечатлён уже испустившим дух, или всё же на тот момент в сыне Лорда ещё теплилась могучая духовная сила. Девушка поймала себя на том, что тоже смотрела на скульптуру, и буквально заставила себя вернуться к происходящему вокруг. А вернула её к реальности довольно прохладная тирада незнакомца, девушка вздрогнула, точно физически ощутила оплеуху, повернулась к нему всем корпусом.
Казалось, её глаза вспыхнули кратковременным приступом гнева, но тотчас же плечи опали, взгляд  несколько потух. Тем не менее, в тот почти неуловимый момент оборотень определённо ощутил в Аде нечто такое, что с человеческим образом несколько не стыкуется, нечто, что назойливо просилось на язык, но упорно ускользало от прямого внимания. Кто знает, возможно, сказывался хронический недосып. Она молчала, как будто назло, позволяя незнакомцу мало-помалу соскальзывать в чёрные, сонные пучины, преследовавшие его наяву.
- Нет здесь ничего только для того, кто не желает видеть, – снова прошелестел голос Адели, точно издалека. Хотя стоило отметить, что тень пробежала по её благовидному лицу, явный признак сомнения в собственных словах. Ривер поднялась с места и, неспешно прохаживаясь к стрельчатому окну, откуда выходил вид на кладбище, отметила для себя, что вереница фигур мало-помалу стала разбредаться в разные стороны. Пастеру и Уильяму явно не хотелось расходиться – либо нашли общий язык, либо умудрились всё же поругаться.
- Как бы там ни было, а хотелось бы рассчитывать хоть на какую-то взаимность. – Ада, оперевшись одной рукой о подоконник, слегка приподняла уголки губ в примирительной полуулыбке. Вероятнее всего, она имела в виду принцип «баш на баш», имя за имя. – Но ладно я. С такой нетерпимостью к  делам господним, что вы тут делаете?

- Это самовнушение.
Адель, к тому времени практически полностью сосредоточившая на собеседнике своё внимание, опустила голову, а вместе с тем взгляд, несколько потемневший, устремила в каменную кладку пола, кое-где даже, кажется, поросшего мхом. Упругие золотистые волны соскользнули с плеч, свешиваясь до талии, а чёлка занавесила половину лица, как бы скрывая его выражение. Сложно было определить, раздумывает ли Ривер над остроумным ответом, или ищет ответы на свои собственные вопросы. Как назойливое, неистребимое растение проросло даже через вековечное творение человека, так и сомнения год за годом подтачивали веру Ады. Церковь отвергала её, демонстрируя это самыми разнообразными способами – начиная с заносчивого пастора в большом городе Н., откуда прибыло семейство Ривер, и заканчивая отказом в тишине и одиночестве годфрийской часовенки. И, тем не менее, она не привыкла столь быстро отступать от убеждений, годами взращиваемых в светловолосой голове. Она заговорила снова, не поднимая взгляда, казалось, на этот раз полностью поглощённая некоей внутренне борьбой:
- Легко, когда в вопросе веры всё так просто. Нет сомнений, только ты и реальность. Вероятно, в самих каменных изваяниях, дереве, благовониях, и правда, нет какой-то силы. Их наделяет ею наша убеждённость, неотступная вера в… - отчего-то кончился воздух в лёгких, Аде пришлось шумно и глубоко, несколько прерывисто вздохнуть, а затем больше не продолжать фразу. Поскольку человека не убедить, если он сам того не захочет, хотя бы какой-то толикой души. Глядя сейчас в измождённое лицо мужчины, Ада чувствовала, что этот человек едва ли пришёл за покаянием. Тем более что как раз это он своими следующими словами и подтвердил.
- По крайней мере, хоть какая-то польза для вас от этой часовни. Но я уверена, если бы в вашей душе нашлось место для веры… Возможно, она облегчила бы вашу судьбу. Пускай это даже кажется вам панацеей, даже пустышка способна дать толчок к позитивным изменениям, - Ривер, по всей видимости, ткнула пальцем в небо, рассуждая о доле этого недоброжелательного незнакомца, но здесь напрашивался очевидный вывод – от сладкой жизни такими не становятся. С покрасневшими глазами и блуждающим взглядом, с всклокоченной кривой тёмных немытых волос, в которых только что запутались скрюченные неведомой Адели болью пальцы. Невольное, запоздалое сочувствие кольнуло сердце тонкой, едва заметной иглой, достаточной, впрочем, для того, чтобы несколько изменить первое, неприятное впечатление.
По скованной позе – руки скрестно на груди, плотно сжатые бескровные губы – было понятно, что она и поступила бы согласно логике незнакомца, да только вот, очевидно, тоже кого-то ждала. Едва ли это было упрямство, в данном случае оно было неуместно. Часовенка, однако, стала казаться куда теснее, чем она представилась Адели изначально, по первому визиту сюда.
- Я кое-кого жду, и…
Со стороны выхода послышался уже знакомый обоим протяжный дверной скрип и приглушённые голоса. Девушка наконец сделала два шага от подоконника, невольно заглядывая в коридор входа.

Аде исключительно повезло не быть обременённой теми испытаниями, с которыми столкнулся мужчина, которого неведомое провидение столкнуло с незнакомкой под ветхой крышей часовенки. Снаружи послышался протяжный рокот грома, похожий на утробное рычание гигантского зверя, распростёршегося по всему небу так, что облака, как клочки тёмной шерсти,  топорщились посреди серой, почти уже неразличимой хмари. Кто знает, может зверь небесный вторил страданиям зверя земного, о злодеяниях которого, вольных или невольных, приходилось лишь догадываться. Казалось, чем дальше, тем дряннее будет погода. По стёклам увесисто и часто застучало.
Первым на пути незнакомца попался Уильям. Так уж получилось, что оба отвлеклись (первый спешил, второй – вполоборота разговаривал с пастором), так что, исключительно острой реакцией миновав столкновение лоб-в-лоб, Гектор первое время напоролся на пристальный, неприятный взгляд серых, как стекляшки, глаз Уильяма.
- Вам плохо? – так некстати раздался позади голос Ады (тонкий аромат мёда и будто лёгкая наэлектризованность преследовали его), которая, в свою очередь устремилась вслед за столь для неё неожиданно стартовавшим с места человеком, так и не назвавшим своего имени. Впрочем, затем неприятность стала разрешаться сама собой – Уильям уступил дорогу, вполголоса извинившись, а Лоуренс, завидев Гектора, приветственно улыбнулся и хотел было завести свою старую шарманку про то, как у него там дела, но, заметив его необычную бледность, осёкся. Морщинистая ладонь пастора, отмеченная старческими пятнами, остановилась, так и не свершив приветственный хлопок по плечу. Уж кто-кто, а Лоуренс знал о природе и специфике некоторых своих знакомых и предпочитал сохранять крайнюю осторожность при контакте с ними.
- Не стоит беспокойства, - он характерно, но несколько дежурно улыбнулся Уильяму, качнув головой, а тот, в свою очередь, поспешил внутрь часовни. Лоуренс снял с крючковатого носа запотевшие очки, и принялся протирать их платком, извлечённым из кармана накинутой прямо на чёрную рясу куртки.

Отредактировано Adele River (2018-04-14 18:38:21)