Ветер забирается под кофту холодными пальцами. Ей зябко до дрожи. Холодно.

Она на себе взгляды чужие ощущает почти физически, головой вздергивает, это так, с вызовом — сердце шальное какое-то, дрожит вместе со всем телом от пробирающего кости мороза. На ней черные брюки, туфли на шпильке, тонкий голубой свитер и пальто. Как обычно, она с ним не расстается. Кутается в серую шерсть, словно в защитный кокон, прячется от херового гнилого мира: словно бы это может ей помочь.

Солнце касается щек. В нежном свете утра ее глаза голубеют, блестят, наполняются усталой жизнью — она словно побитый пес с этим своим взглядом и ничего не может изменить. На нее прохожие внимания не обращают, равнодушно скользя по силуэту витых волос пустым взглядом, а ей кажется — они ее уже успели проклясть и осудить. Куда деться от этой болезни? Куда спрятаться, чтобы никто на тебя не смотрел и не осуждал?

Она не знала. Спряталась в холодном подвале с телами, не способными смотреть — и радуется этому, как глупая дура.

— Здравствуйте, мисс Сноу, — ее голос режет тишину морга, словно раскаленный нож масло.

Стучат каблуки шпилек по кафелю морга — цок-цок. Запах спирта дурит голову, формальдегид щипит глаза. Хорхе в этом месте — королева крайне хладнокровная и лицо ее не дрогнет, что не скажешь о глазах: взгляд тревожно лижет помещение в поисках души.

Раньше она была на месте мисс Сноу, а старый стервятник с весьма сомнительным чувством юмора был в ее теле. Он смотрел на нее как на самое тупое создание во вселенной! Лишь спустя года в его глазах что-то изменилось: он создал достойную копию самого себя и не боялся отправлять безмозглую испанку в херову глушь херовой Америки.

Три, четыре.

Она спускается по лестнице, минуя кабинеты и входит в огромную комнату с пустыми железными кушетками. Лишь одна полна — на ней под белоснежной простынкой лежит тело — холодая рука свисает немного вниз, а на пальце ноги уже привязан ярлык.

Не то, чтобы Хорхе боялась новых знакомств — старалась их избегать. Но не в этом случае. Внутри себя она поклялась взять модель поведения своего наставника, что с чистым сердцем избавился от молодой вертлявой коронерши — и вести себя достойно своей профессии, негласно заняв место не только главного патологоанатома, но и преподавателя, который научит тому, чему не научат ни в одном вузе.

Это был первый день и его предстояло провести за бумажками, ознакомляясь с телами и системой работы. Заранее Хорхе ознакомилась с информацией о ее новой подчиненной, а так же нарыла информацию и об охраннике, который должен был быть на месте уже как пять минут.

Недовольно фыркает, смотря на часы.

Холод морга выжигает ее изнутри.

Наверное, определенные моменты из своей жизни она хотела бы просто вычеркнуть. Как неудачную фразу в неотправленном сообщении — нажать бэкспейс и наблюдать, как буквы исчезают, уступая место белому пустому полю. Иногда ты просто не осознаешь, что пишешь. Иногда не осознаешь, что отправляешь. И она никогда не осознавала. Она каждый день пытается свыкнуться с правдой, но в зеркало ее себе не говорит.

Она лгун сама себе и пророк для остальных.

Она правдивая, когда бьет с яростью в глазах по лицу лишь посторонних. Она правдивая, когда орет до срыва связок. Она правдивая, когда выжигает щеки щелочью истерики и сбивает руки в мясо. Она слишком устала себе врать. Она слишком устала...

— Мисс Сноу?

Педантичность, официальность и аккуратность — качества ее визитки. Огибая кушетку, она подходит к девушке, занятой просмотром каких-то файлов — и становится прямо напротив. Холодный стан ее изящества может разве что напрячь — она кукла крайне суровая и играется жестоко.

— Меня зовут Хорхе Эррера, вас наверняка предупредили о моем зачислении. Я уже ознакомилась с информацией о поступивших людях и думаю, прямо сейчас мы можем начинать работать.

Она улыбается — дежурно, сдержанно приподнимая уголки намазанного алой помадой рта.

У нее поперек предплечья висит пальто, халат в аккуратно чехле и черная сумочка с золотистой эмблемой фирмы, взгляд — лучше опасайся.

Ева — не тот человек, которого она ожидала увидеть в морге. Она бы удивилась куда меньше, если бы напротив нее стоял средних лет мужчина, злой как пес; или пожилая женщина, уже не справляющаяся со своими обязанностями. Но еще месяц назад, при разговоре по телефону с директором, ее предупредили о возрасте помощницы. Наверное, если бы ее и не предупреждали, лицо Хорхе осталось бы равнодушно-искусственное, как кукольная маска.

Эта девушка похожа на человека чуть более, чем буйного — она читает ее по лицу, теряясь в светло-голубых волосах у шеи, — ее взгляд строг, но в меру покладист: возможно, с ней будет толково иметь дело. Девушка не похожа на уличную дурочку, проводящую время в клубах нон-стоп, больше производя впечатление человека сложного, но приятного, человека, с которым можно хорошо наладить именно рабочий контакт.

Пальто оказывается  на триноге у входа, сумка — на столе, который теперь принадлежал ей. Осторожно она повешала на вешалку идеально выглаженный халат, приталенный весьма аккуратно и красиво — над верхним карманом в области груди тонкими черными нитками было вышито ее имя. Красивая лоснящаяся ткань, стальной замок-молния — отличный подарок от начальника в день ее ухода.

— Приступим?

Халат оказывается на теле, скрывая одежду почти до колена.

— Я думаю, что вы можете выполнить всю работу сами, я лишь буду наблюдать. Я ознакомилась с вашим рабочим досье и очень рада, что работать мне доведется именно с вами.

Раз. Удочка заброшена. Возможно, в этот раз коллега окажется действительно отличной?

Отредактировано Jorge Duran Herrera (2019-01-15 20:12:33)

— Может быть вендиго — и не лучшие коллеги по цеху, но вот молодые мозги — явно лучше старых.

Хорхе быстро знакомится с местоположением униформы на новом месте. Она легко надевает голубоватый фартук с узкими рукавами, ждет пока его завяжет практикантка, потом завязывает его на талии ей. Перчатки, маска с высоким прозрачным пластмассовоподобным стеклом, шапочка, взгляд — не забалуешь. Все до педантичности по правилам. Даже методика надевания перчаток.

Когда патологоанатом начинает вскрытие, то, что лежит перед ним, является человеческим и нечеловеческим одновременно. Лежащее перед ним тело окутано запахом смерти и запахами мочи, фекалий и крови и, вместе с тем, сохраняет достоинство в силу своей совсем недавней принадлежности миру живых. Тело кажется нереальным и ненастоящим — первые пару лет практики и лишь потом начинает восприниматься с честью и уважением.

Не так давно это был человек, а сейчас это труп, подвергнутый окоченению и разложению, но все еще сохраняющий что-то от присутствия в нем живого существа. С синюшной кожей, холодный, как лед, и теряющий четкость очертаний, он продолжает хранить невыразимый отпечаток человеческого, который присущ всем недавно умершим. Вот почему многие прозекторы перед началом работы накрывают лицо и гениталии усопшего хирургическим полотенцем. Недавно умершие уже превратились в бесчувственные оболочки, но их тела все же остаются объектами уважения или поругания, поклонения или поношения, благоговения или унижения.

Аутопсия — это процедура человечная и калечащая одновременно, способная потрясти близких, если бы они это увидели. Связь между физической формой, личностью и сознанием умерших для тех, кто их знал, является основной причиной, по которой вскрытие должно проводиться незнакомыми людьми за закрытыми дверями, хотя когда-то проводилось прямо в доме семейным врачом.

Наверняка было бы тяжело Хорхе заниматься знакомым человеком. Поэтому, открывая карту больного, она почти никогда не смотрит на имя и накрывает, как и многие коронеры, полотенцем лицо и пах.

Вскрытие начинается с внешнего осмотра тела, включая имеющиеся раны, шрамы или опухоли. Хорхе стоит, уперевшись пальцами в холодную кушетку и слушает все, что говорит Ева, иногда кивая.

— Смотри внимательно, синяк совсем светлый, — она указывает на бедровую косточку, после которой холмом поднимается тяжелое пузо мертвого, — и такой же на другой косточке. Странно. Ты права, вроде никаких ран и порезов нет...

Осторожно она поднимает полотенце сначала в зоне лица, проверяя его на наличие подозрительных царапин, тоже самое проделывает с полотенцем в паху. Лицо ее не меняется.

Ева быстро делает хирургический разрез от каждого плеча до середины груди, а затем ниже до лонной кости. Хорхе засекает время. Что же, она бы справилась не так быстро. Может быть сказывалась профессиональная дотошность. Не важно — девушка спокойно стоит рядом, наблюдая за действиями практикантки и изредка кивает.

Кожа отводится в стороны, ребра распиливаются или разрубаются, вынимается грудина. Околосердечный мешок вскрывается, берутся пробы крови для посева. Затем достаются органы, по одному, после осмотра их взаимного расположения в теле. Органы грудной клетки — сердце, легкие, трахеи и бронхи извлекаются все вместе, как единое целое, затем селезенка, кишечник, печень, поджелудочная железа, желудок и пищевод. После этого извлекаются почки, мочевой пузырь, брюшная аорта, яички. Освобождается брюшная полость. Органы вскрываются для исследования их внутренней структуры и изменений.

Мозг обнажается выпиливанием большей части черепа. Это дело на себя берет Хорхе, используя дисковую электропилу.

Артерии, оптические нервы и шейную часть спинного мозга она обрезает, чтобы освободить головной мозг, который потом взвешивает и помещает в формалин для дальнейшего изучения.

— Возьми фиброзную ткань для микроскопического и токсикологического анализа.

После вскрытия выпиленный фрагмент черепа она возвращает на место, разрезы зашивает и проходится мокрым полотенцем, смывая редкие капли грязи.

— Зашей сонную артерию. Мне нужны условия для бальзамирования лица и тела. Тебя так учили? Потому что только в Чикаго мне говорили шить, в других местах это не очень распространено. Если что я помогу. Пока займусь пакетированием.

Пакетирование — дело весьма тонкое. Нужно запаковать все органы, а потом, после анализов, вернуть их в тело на места. Потом она посадит Еву заполнять бумаги, а параллельно будет в лаборатории делать посев из взятых образцов на бактерии и вирусы, проводить анализы жидкостей на алкоголь и наркотики,  исследовать ткани под микроскопом на наличие в них патологических изменений, а после уже самой заполнять лабораторную карту анализа.

Она осторожно делает срез на почке.

Вскрывая и изучая тело, патологоанатомы могут подтвердить, опровергнуть или расширить тот диагноз, который поставил врач пациента или хирург. Патологоанатомы часто приходят в ужас от картины внутренних разрушений, которая открывается их взгляду после вскрытия тела — порой картина внутри отвратительнее той, что снаружи и только коронеры могут понять масштабы катастрофы.

На прозекторском столе даже сотрудники из бригады по работе со СПИДом часто испытывают огромное удивление, когда видят масштабы распространения болезни и степень разрушения пораженных органов и тканей.

— Как процесс? Помощь нужна?

Она возвращается к столу, готовая вернуться в лабораторию для продолжения анализа. Лишь ждет ответа от Евы. Она надеялась, что та не будет скромничать и если что сразу скажет, если у нее что-то не стягивается.

Отредактировано Jorge Duran Herrera (2019-02-01 16:34:06)