В этому году Ханука у Леви выдалась особенная – он впервые все восемь ее дней проведет с дочерью. А праздник в этом году выпал на 25 декабря, совпав с христианским Рождеством. То есть, и Новый год они встретят вместе. Много лет не получалось у него так долго побыть с  Эстер, исключая моменты, когда ей делали операции на глазах. Тогда Леви брал отпуска, жил в Хьюстоне в отеле, навещая ее каждый день, и сидя по несколько часов. Для него это были мучительные воспоминания, потому что он был виноват в ее проблемах, неважно - вольно или невольно. Именно он «наградил» ее альбинизмом, нося в себе мутантный ген. И это тяжелое испытание и для родителя - видеть своего ребенка в больнице, пусть и в руках хороших врачей. И он - как психотерапевт и отец - пытался облегчить страдания, выпавшие на долю Эстер. Уезжал домой, только когда она начинала видеть, и ему сообщали об успешной реабилитации. Все остальные приезды Леви в Хьюстон были краткими, не более пары дней, хотя он старался быть обязательно на важных для Эстер событиях. А уж на бат-мицве плакал, как дитя, видя свою девочку уже такой взрослой.  Ведь это – обряд совершеннолетия. Он был рад, что Рейчел не препятствует его встречам с дочерью,  был с ней и ее вторым мужем Хаимом в нормальных отношениях. На содержание дочери деньги всегда переводил, и лечение ее оплачивал сам. Собственно, на этой почве и состоялось примирение с бывшей супругой - она оценила заботу Леви об Эстер и увидела, что тот искренне желает счастья ей самой, не тая никаких обид на прошлое.
Ремонт дома в Годфри был завершен не полностью, но Леви сделал все, чтобы принять дочь в чистоте и относительном удобстве. На первом этаже располагались просторная, но еще пустая гостиная с камином, кухня,  санузел с душевой и кладовая, где установили стиральные машины. В гостиной сейчас были только низкий стол, пара диванов и большая QLED-панель на стене, пока не подключенная ни к каким кабельным каналам. Штраус решил оставить старые деревянные панели, которые были в доме. Их только отчистили, отшлифовали и покрыли новым лаком. Поэтому, несмотря на то, что стены были еще пусты, комната смотрелась несколько в старинном духе. Камин Леви выбрал без изысков, вполне традиционного вида, и глубокий, чтобы в нем можно было при желании готовить еду. Хотел сперва установить более стильный посреди комнаты, но передумал, решив, что хочет чего-то более традиционного. Тем более, в доме, где был сохранен старый стиль отделки. Но под простым видом камина скрывалась куча полезных функций, управляемых с помощью приборной панели и ПДУ.  В частности, встроенный термоэлектрический генератор и емкий аккумулятор позволяли успешно заряжать от камина телефон и ноутбук. А при регулярном отоплении можно было и диодное вспомогательное освещение первого этажа подключать, электричества хватило бы в режиме постоянной топки. В общем, Штраус подошел со всей серьезностью к наполнению своего дома в Годфри полезными умными вещами. А украшения и безделушки сами потом наберутся. В гостиной Леви планировал устроить рабочее место, а на стенах размещать охотничьи трофеи. 
Бытовую технику и кухонную мебель успели завезти и подключить, поэтому кухня была современной, со всем необходимым в ней. По просьбе Штрауса продавец еще и укомплектовал ее набором посуды, приборов  и необходимых для готовки мелочей. Все было новеньким, сияло хромом,  светилось индикаторами и дисплеями. В общем, нормальная и дорогая технологичная кухня. Но Леви пока еще приходилось искать  в ней стаканы и тарелки, привыкнуть к расположению вещей не успел, потому что оборудование кухни закончилось почти впритык к его отъезду в Хьюстон.
На втором этаже дома было две спальни и два примыкающих к ним санузла. Леви сперва хотел устроить в одной себе кабинет, но потом решил, что он ему не нужен здесь. Лучше в таком доме иметь гостевые спальни. Он наделся, что будет сюда приезжать в будущем не один.  Санузлы были перестроены, отделаны зеркальными, металлическими и стеклянными панелями, оборудованы современной техникой. В каждом имелись душ, ванна и туалет. Все это сияло новизной, и использовал одну ванную из них Штраус всего несколько раз, когда въехал в дом.  Надо сказать, что строители потрудились на славу, показав умение в короткие сроки выполнять большие объемы работ и оставлять после себя порядок. В спальнях было чисто и пусто. Леви только две кровати там поставил и прикроватные тумбы. Мебель современная, в минималистичном дизайне и тоже технологичная - позволяющая менять положение изголовья и регулировать изгиб матраса для большего удобства. Имелись еще встроенные шкафы, и больше никакой мебели. Лестницу на второй этаж Леви в будущем планировал заменить на более современную, но пока отремонтировали старую, с балясинами, сняли с нее старый лак и следы рук прежних жильцов, и она тоже выглядела новенькой.
Каменный подвал под домом был обширным, там Штраус собирался устроить мастерскую и тир, а также поставить большие морозильные камеры для добычи. Но пока руки до этого не дошли. Хотел бы еще оснастить жилище всем необходимым для экодома, и разместить генераторы, аккумуляторы и водное оборудование тоже в подвале, но потом.  Поэтому подземное помещение сейчас было пустым, тут только электропроводку поменяли и поставили новый щиток-распределитель.
Последние дни доделок и доводок в доме стали для Леви сумасшедшими. И когда ушли последние наладчики и ремонтники, в себя еще полдня приходил, валяясь на диване с  ноутбуком перед новым камином. Только свой багаж занес. Долго наслаждаться обретенным жилищем он не смог, так как его ждал авиарейс из Брейнарда в Хьюстон.
Там он традиционно и приятно встретил первый день Хануки вместе с семьей Рубинштейнов. Преподнес дочери подарок – дорогой и красивый блочный лук для дам, который сам настроил для Эстер. Разумеется, обменялся традиционными подношениями с Рейчел и Хаимом. Так как на Хануку принято дарить детям деньги, то вручил Эстер карту American Express  с тысячей долларов на счету и пинкодом. Счет был заведен на Леви, но пользоваться им теперь будет Эстер. А он станет перечислять ей туда деньги на всякие мелочи. Рейчел укорила Штрауса, сказав, что не стоит давать Эстер большие суммы, на что он ответил:
- Ей пора учиться распоряжаться своими деньгами разумно. Она уже не маленькая.
По приглашению Рубинштейнов, Штраус переночевал в их доме, а утром вместе с Эстер отправился в аэропорт. Перелет длился чуть более часа, после чего из мокрого промозглого Хьюстона отец и дочь шагнули в снежную зимнюю сказку Миннесоты. Машину свою Леви оставлял на стоянке возле аэропорта перед отлетом, где ее и нашел. Пришлось повозиться с щетками, так как снегу на нее за сутки навалило прилично. Перед тем, как отправиться в Годфри, Леви и Эстер проехались по Брейнерду, сделали покупки в еврейском магазине возле синагоги, где Штраус приобрел ханукии, мезузу, свечи, а также готовые латкес, суфганию и молочные блюда к праздничному столу. Такого в Годфри он не смог бы купить. Кошерного коньячку тоже прихватил. Там же, в небольшом кафе с традиционной еврейской кухней пообедали – как положено, с благодарственной молитвой, среди ханукальных украшений и под живую музыку. Возле кафе выступали уличные циркачи и музыканты, тоже порадовав Леви и Эстер. Ханука всегда отмечается песнями и плясками, чего в Годфри Штраус пока не наблюдал. Уличных музыкантов там не водилось. Да и евреев не встретилось. Но, как говорится, евреи есть везде, теперь - и в Годфри.
После этого Штраус заехал в охотничий магазин, где заказывал мелочи для компаундов, а также небольшую надувную лодку, три кемпинговых зимних шатра с отапливаемым печью общим тамбуром и спальными местами. Дополнительно прикупил два спальных мешка для низких температур, походные пледы. Развернуть шатры будет несложно даже вдвоем с Эстер, и они обеспечат их необходимым комфортом и теплом в лесу, куда Штраус собирался обязательно вывезти дочь. Охота пока откладывалась, поэтому в планах была рыбалка с луками. Леви попросил Хулио к 27 декабря прикормить рыбу в озере на мелководье и в речушке, которая в него впадала. То, что она там есть, он уже убедился, получив результаты проб воды и грунта из лаборатории, да и сам Сападос его в этом уверил. Морозы были, но не крепкие, поэтому лед будет тонким, как считал Штраус, и его легко будет продавить небольшой лодкой. А в речке охотиться вообще можно, гуляя по берегу. Управляющий взялся за дело, пообещав, что обеспечит отличную рыбалку боссу, а в маленькой реке вода зимой не замерзает вообще из-за быстрого течения. А вообще, как выяснил Штраус, озеро просто идеально подходило для развода рыбы, так что планы по созданию прекрасного места для боуфишинга могли сбыться.
Загрузив багажники джипа и завершив шопинг, отец и дочь  взяли курс на Годфри - по заснеженной дороге среди густого леса и холмов. Снег шел крупными хлопьями, но тучи были не плотные, сквозь них периодически выглядывало солнце, которое как нельзя лучше отвечало настроению Леви. Оно было прекрасным.
- Как тебе снега миннесотские? - спросил он, улыбнувшись, у дочери.

Отредактировано Levi Strauss (2018-03-06 02:33:24)

Леви, безусловно, был удивлен, увидев Эстер в новом обличье в Хьюстоне. Но сразу понял, что его дочь перестала нравиться сама себе. Возможно, это произошло давно, и он не знал об этом. Во всяком случае при первой встрече он только сказал «О! Непривычно выглядишь, но мила, как всегда». А когда Рейчел рассказала ему историю про парня, обидевшего Эстер, понял окончательно, что происходит.  Долбоящер, о котором она вздыхала,  родителей опозорил, продемонстрировав, что ему не дали должного воспитания. Но Бог ему судья, в таких случаях стоит порадоваться, что дочь не связалась с недалеким придурком. Но Леви видел, что Эстер  ходит, как в воду опущенная, отстраненная, и это очень печалило отца. Любовь – биохимический процесс, выброс определенного набора гормонов и нейромедиаторов в кровь в процессе следования инстинкту продолжения рода – дофамин, серотонин, адреналин, эндорфины, окситоцин, вазопрессин. Проще говоря, любовь – это мощный стресс, гормональный сбой, болезнь, если угодно, от которой можно получить яркое удовольствие. Либо тяжелую депрессию, если дофамин выбросился в кровь, а остальной комплекс – нет (в силу отсутствия объекта любви). И тогда остается только ждать, когда произойдет распад дофамина. И хорошо, если он не затянется атипичным процессом. Гормоны эти коварны, влияют на человека помимо его воли. Возвышенные эпитеты во славу любви, стихи и песни о ней, все это – шелуха, следствие и коммерция. А в основе чувств - только биохимическая зависимость. Она уйдет, но на это потребуется время. Штраус как раз сейчас и наблюдал у Эстер характерные признаки дофаминового передоза.  Бедная девочка влюблена и оскорблена, и задача Леви - устроить дочери такой отдых, чтобы она забыла о своих проблемах, освежив восприятие и задавив одни нейромедиаторы другими. Шоковые состояния были бы идеальным решением в таком случае, но Леви на это пойти не мог. Он не сможет ставить Эстер намеренно в сложные и пугающие обстоятельства, даже ей во благо. И таблетками пока тоже не собирался кормить дочь. Поэтому будет отвлекать от девичьих печалей более мягкими способами. Временами в  Брейнерде ему удалось поймать краткие мгновения оживления в глазах дочери, но слишком краткие, чтобы говорить об улучшении ее настроения вообще. Ей нужно какое-то занятие, которое настолько увлекло бы девочку, чтоб все мальчишки ушли на второй план. 
- Ехать еще примерно полчаса, - ответил Леви дочери. – Потерпи, это еще хорошая дорога. Потом увидишь и похуже, когда я повезу тебя показывать свою «штраусиную ферму».  Оно того стоит, природа здесь потрясающая. Что же касается твоей внешности, то… я не стал заикой, значит, все хорошо.
Штраус рассмеялся, показывая, что шутит. Потом улыбнулся уже мягче, с любовью глянув на дочь.
- Ты мне любая нравишься, Эстер. Я понял, что у тебя появилась потребность измениться. Это нормально для любой девушки. И некоторые творят с собой жуткие вещи ради этого. Поэтому я был удивлен, увидев тебя, но ничуть не расстроен. Искать себя можно и  нужно, конечно, но в разумных рамках, а лучше интеллектуально и профессионально.  Рискую сказать банальность,  но внутреннее важнее внешнего. И в какой бы цвет ты ни покрасилась, и что бы на себя ни надела, ты не изменишься внутри. Может, будешь временно чувствовать себя как-то по-новому, но суть останется. И это для меня самое главное. Многие люди готовы на жестокие эксперименты над собой, чтобы хоть как-то выделиться из серой массы. Тебе свыше была дана особенная внешность – прекрасная, удивительная. Да, ценой ряда заболеваний, но все в этой жизни имеет цену. Ты уникальная, особенная.  Но, как сказал один поэт:

Мой Демиург большим был шутником.
Когда закончил он моря и сушу, 
В порядке развлечения, пинком
Засунул в белый плен цветную душу…

Штраус снова бросил взгляд на Эстер.
- Знаешь, человек сперва должен принять себя таким, какой он есть, - сказал он. - Потому что Бог и природа создали его таким. Любой человек – это результат акта высшего творения. Это важно осознавать. Даже если человек родился не таким, как все, все равно в этом есть высший смысл. Если осознаешь это, и не отрицаешь себя, любишь себя, то можно и на эксперименты пойти ради развлечения. А себя надо любить. Человек, который не любит себя, не сможет искренне любить другого. Ибо он не умеет этого делать. Знаешь, когда мне было четырнадцать лет, я был мелким. К шестнадцати годам уже вытянулся, а тогда трудно приходилось, ведь многие мои одноклассники уже были на голову выше. И у меня не было того богатого арсенала средств, которым женщины могут изменять себя. Так что тебе сейчас легче. Впрочем, «вытягивалки» для тела и у вас нет.  А мне тогда именно она была нужна. Но я себя любил. Поэтому искал средства самовыразиться иначе – учился лучше большинства, старался произвести впечатления эрудицией, социальной и интеллектуальной активностью, серьезностью, здравомыслием, которым в этом возрасте мальчишки особо не блещут. И я не блистал, если честно, но я старался создавать впечатление, что блещу. В этом литература помогала. У меня получалось, и проблем с девочками я не имел. Но, разумеется, меня не интересовали примитивные особи. От таких мне доставалось чаще всего за мой рост. И с ними не о чем было поговорить. Демонстрация злости и глупости в адрес того, кто не укладывает в рамки твоего идеала, это точно не признак ума. И такой человек просто… скучен. А вот умные, успешные и талантливые – это самая желанная цель для думающего мужчины, даже если ему четырнадцать лет. С подругой должно быть интересно, нужно иметь с ней общие дела, проекты, иначе отношения быстро развалятся. Один старый и успешный профессиональный фотограф как-то сказал, что «самое сексуальное в женщине — это мозг». А уж он на своем долгом веку повидал множество красавиц, которых фотографировал для дорогих журналов. Он пришел к этому в старости, а твой папа еще в юности. Видишь, как я себя люблю, не могу не хвастаться.
Леви снова улыбнулся, глянув на дочь. Он своей байкой пытался провести аналогию с ситуацией дочери, чтобы она услышала ее и «примерила на себя». Дофаминовое «отравление» это не уберет, но может несколько нивелировать проблему, и поднять душевный настрой здравой критичностью. И, конечно, Штраус не собирался рассказывать дочери, что он кривит душой, и внешность девушек для него всегда была важна. Во всяком случае, в начале знакомства. Когда сносит крышу от запаха волос, изгиба губ и поворота шеи. Про «ниже» - вообще отдельный разговор. И только потом, частенько уже после постели, он начинал интересоваться внутренним миром дамы, с которой имел отношения в тот момент. Вряд ли Штраус положил бы глаз на какую-нибудь шестидесятилетнюю стокилограммовую тетю Сару, даже будь она семижды профессором и нобелевским лауреатом по ядерной физике. Но вот если она выглядела бы, как Элизабет Тейлор в том же возрасте, то ее знания стали бы восхитительным дополнением к плотским отношениям, от которых Штраус, может, и не отказался бы. Но дочери же Леви не станет ничего подобного рассказывать.
- Если ты хочешь быть, как все, это твое право, Эстер.  В любом случае, я рад, что ты подошла к изменениям со вкусом и чувством меры. Тебе идет. Только аккуратней с косметикой, она чертовски вредная. Я знаю, из чего ее делают.
Спустя полчаса джип въехал в заснеженный город, тонущий в лесах вокруг. Вряд ли он покажется любопытным девочке из Хьюстона, но Леви поймал себя на мысли, что  ему тут стало нравиться. Он был рад вернуться в Годфри даже после столь недолгой отлучки. В вихре хлопот, событий и новых лиц, захвативших его в этом городке, даже Город Ангелов и всегда любимая работа ушли куда-то на второй план.
- Вот наш дом, - сообщил Штраус, остановив машину, и показывая на свежевыкрашенный фасад.
Строение вполне прилично выглядело после ремонта, хотя привыкнуть к нему Леви еще не успел. От гостиницы придется отвыкать. Хотя в ней Леви сделал открытие, что человеку не так уж много надо для жизни. Не хватало тира и простора, но он привык к тому минимуму комфорта, который имел номер в отеле.
- Обживай спальню на втором этаже, справа от лестницы, - сказал Леви. – Я пока занесу вещи и покупки.

Отредактировано Levi Strauss (2018-03-09 11:38:07)

Леви был невероятно тронут подарком дочери. Не приветствовал, конечно, нагрузку на глаза, которой она себя повергла в процессе вязания, но наполнился такой благодарностью к своей девочке, что слезы глаза начали резать.
- Боже, Эстер, спасибо, - сказал Штраус, приоткрыв подарочную упаковку. – Это самый ценный подарок для меня, который только может быть… Не потому, что у меня нет шарфа, а потому что это создано твоими руками. У тебя отличный вкус: серое с синим – мое любимое сочетание цветов. Буду носить с удовольствием.
Про сочетание цветов – это не правда, конечно. Обычно Штраус предпочитал темные однотонные шарфы. Потому что чаще носил классическую одежду в приличном обществе таких же «пиджаков», как и он сам, и где люди следовали строгому дресс-коду. Это в Годфри он стал разгильдяем в ежедневных джинсах, а обычным и привычным для него был иной вид – в костюме, при галстуке и строгом пальто. С курткой, у которой есть высокий ворот, вообще шарфы не нужны. Но эту вещь он будет надевать с особой любовью и благодарностью.
– Спасибо большое. Я очень тронут. Кто бы еще обо мне позаботился… Я чувствую себя счастливым предком. И за это чувство тебе отдельная благодарность.
Ну, а дальше Эстер продемонстрировала, что вся «стрельба» Штрауса по ее комплексам ушла в молоко. Из ее слов Леви с горечью понял, что дочь ставит себя в один ряд с уродами. Это было больно. Штраусу захотелось убить того парня, который заставил его девочку так думать о себе. А заодно и себя, ставшего причиной ее «необычности». Он хотел бы ей сказать: « Ты не урод, Эстер. Это моя вина, что ты такая, но ты не урод, запомни. Ты – чудо природы, уникум. Генетических болезней полно и у других людей, это не маркер нормальности или ненормальности. Модели с альбинизмом сотни тысяч долларов зарабатывают на своей внешности. Но даже не это главное. Главное – это любовь родных, возможность совершенствовать себя, жить свободно. Надо благодарить Бога за то, что он дает. Потому что у многих, очень многих, он отнимает – здоровье, разум, детство, родных. И вот такое по-настоящему страшно. Посмотри вокруг, и последи за новостями хотя бы течение недели – и ты поймешь, что судьба тебя наградила многим взамен жертвы очень малым». Но вслух сказал другое:
- Если кому-то нравятся исключительно блондинки или брюнетки, это не делает его фетишистом. Я уверен, что появится человек, который будет любить твою душу, а не только внешность. Боюсь, их с годами появится столько, что мне пригодится мой опыт в стрельбе, чтобы эта толпа тебе обзор не закрывала и не пела серенады под окнами, мешая спать. Но я их пойму, даже глядя на них в прицел. Потому что ты красива. Я это говорю не только как твой папа, но и как мужчина. Никто не мешает тебе краситься, если так тебе комфортней, но никогда не считай себя хуже других людей. Потому что это не так. Да, альбинизм передается по наследству, но, если быть справедливым, то все передается по наследству – глаза, уши, группы крови, интеллект, дурные наклонности, наконец. Я рад, что ты мою носяру не унаследовала. Боюсь, она принесла бы тебе куда больше огорчений, нежели светлые волосы. И я не против белоголовых внуков, от этого они не перестанут быть евреями и продолжением моего рода. Да и сам я с годами тоже стану белоголовым, чего уж тут…
Леви старался перемежать серьезные слова шутками, дабы не нанести невольно новые душевные раны Эстер. Он понимал, что в возрасте дочери взрослому сложно достучаться до разума девочки, и повлиять на ее эталоны. Подростковые радикализм и нигилизм – крепкая преграда. Но капля камень точит. Если даже просто что-то из слов Леви западет в голову Эстер, это уже хорошо. Скрытые психотерапевтические сеансы Штраус намерен был проводить с дочерью регулярно, пока она будет с ним. Но над подачей корректировок стоит поработать. Эстер ведь не дурочка: раскусит папу - и может получиться неудобно обоим. Врачебное правило «Не навреди», тут будет более, чем актуально. Потерять контакт с Эстер в  результате попыток изменить ее отношение к себе, Леви боялся. Он высоко ценил доверие и открытость девочки, которая вообще с ним  говорит о личном. Да и судит здраво, что тоже не может не радовать отца.
Тут Эстер подошла и крепко обняла Леви. У него сердце зашлось от прилива нежности. Щемящее и мучительное, но безумно прекрасное чувство. О чем бы они ни говорили, вот этот момент был самым важным. И нужным.  Конечно, Штраус тут же обнял дочь и, согнувшись, прижался щекой к ее белой шапке.
- Я очень скучал по тебе, детка. И очень рад, что ты сейчас со мной, - тихо произнес он.
На самом деле он мог бы сказать Эстер, как он рад, что она вообще есть у него. Далеко или близко, веселая или грустная, больная или здоровая, но есть. Его девочка, его сокровище, его принцесса. И как он безмерно счастлив самим этим фактом. Но не сказал,чтобы не заставлять дочь краснеть и отшучиваться. Зато отметил, что после откровенного разговора Эстер повеселела. Он готов быть пожизненной «жилеткой» для нее, лишь бы видеть ее улыбку. Девочка убежала в дом, а Леви еще несколько секунд в себя приходил от наката огромной любви к чаду. Посмотрел на шарф в мятой упаковке в руках, достал его и надел, намотав вокруг шеи, несмотря на то, что придется скоро снимать в доме. Удивительно, как простые вещи, подаренные дорогими людьми, воодушевляют, греют душу и дарят прекрасные чувства. Для Штрауса этот шарф стал своего рода подобием объятий дочери. И в отличном настроении он принялся носить в дом барахло, привезенное из Брейнерда.
Внутри Штраус сразу включил инфракрасные обогреватели в доме, управление которым было вынесено на общий пульт у входных дверей. На панели было полно кнопок, но пока еще «мертвых». В будущем Леви собирался подвести к нему и видеонаблюдение, и сигнализацию, и электронные замки, и климат-контроль, и управление всеми системами, когда его жилище превратится в полноценный умный экодом. Пока же отсюда можно было управлять только освещением и обогревателями на двух этажах.
Штраус унес шатры, походное и охотничье снаряжение в подвал, чтобы об них не спотыкаться. Ведь дом не мог похвастаться особым простором, как его обиталище в Лос-Анджелесе или  семейное гнездо Рубинштейнов в Хьюстоне, к которому привыкла Эстер. Пакеты с покупками Леви побросал на разделочном столе на кухне. После этого разделся, но остался в шарфе, с которым пока расставаться не желал. Достал из упаковки бронзовую ханукию – девятисвечную менору - и поставил, как положено, на подоконник рядом с входной дверью. Вечером торжественно зажжет на ней две свечи, ибо шел второй день Хануки. Вернее, уже близился к вечеру. Чтобы прикрепить на дверях мезузу, пришлось поискать среди небогатого пока набора инструментов молоток и гвозди. Леви хотел, чтобы дом его стал полноценным жилищем еврея, особенно когда в нем гостит дочь. Он прибил футляр мезузы в положенном месте на внешний косяк двери, сказав про себя, как и следовало, слова благословения: «Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, Освятивший нас заповедями и Повелевший нам прикреплять мезузу!» Штраус не был глубоко верующим человеком, строго соблюдавшим все заповеди Торы, но с детства знал стандартный набор бытовых молитв, которые произносил в нужные моменты, связанные с иудейскими ритуалами. И сами домашние обряды знал, конечно, потому что они соблюдались в доме его родителей и родственников. Вчера вечером в Хьюстоне была прочтена, и сегодня здесь обязательно будет прочтена за праздничным столом молитва «Шма, Исраэль» и благодарности Богу, как того требовали каноны Хануки. Все-таки традиции много значат в жизни человека любой веры и национальности. Они суть связь времен, объединяющая предков и потомков, а также превращающая застолье во что-то более значимое, чем «просто пожрать в компании». Впрочем, застолье у Леви сегодня и так будет чудесным, ведь рядом дочь.
Когда Штраус убирал инструменты в кладовую, сверху спустилась Эстер в забавном плюшевом костюме, заставившем отца улыбнуться. Впрочем, в доме все еще не жарко, ведь в нем сутки отопление было отключено. Но Леви с удовольствием отметил, что дом хорошо тепло бережет, и не выстыл совсем за время его отсутствия. Идея про пончики очень понравилась.
- Прекрасная мысль, - сказал Штраус. – С радостью попробую твою стряпню. Вы меня избалуете, юная леди. Я с этим ремонтом и без экономки забыл уже, что такое домашняя кухня. Дело за малым – за продуктами. Я въехал в дом за пару суток до поездки в Хьюстон, и толком ничего не успел закупить. Напиши мне список, что нужно для пончиков, да и вообще, что нужно, и я съезжу по магазинам. Кстати, прости, что в доме пустовато. Мебелью я толком тоже пока не обзавелся. Завез только самое необходимое. Но я тебя предупреждал, что особых удобств не гарантирую. Зато на кухне есть все необходимое. Надеюсь… Я пока не все еще проверял. Погоди, я затоплю камин, и тут станет в разы уютней. А ты осваивайся и чувствуй себя, как дома. Если острая нужда не заставит меня продать этот дом, то когда-нибудь ты станешь его хозяйкой. Можно начинать привыкать.
Леви указал дочери на блокнот для записей на кухне и ручку, предлагая составить список, а сам отправился в гостиную, где загодя приготовил на стойке дрова для камина. Пьезоподжиг по нажатию кнопки сработал эффективно, и вскоре древесина занялась огнем, постепенно разгораясь. Умная система воздуховодов и вентиляции успешно способствовала процессу. У конструктора этого технологичного камина были золотые голова и руки. Цена, конечно, высокая, но такая вещь того стоила.
- Да, еще хотел предупредить, что телевизор пока не подключен к каналам, - сообщил Штраус, вернувшись к Эстер. -  Я в нем особо и не нуждаюсь, если честно. Но на подоконнике возле него лежит пакет со шнурами, можно подключить ноутбук или планшет. Wi-fi есть, роутер - на стене в гостиной. Итак, каких даров земли годфрицианской тебе привезти, дочь любимая? Мой боевой конь фыркает бензином в нетерпении, и готов отбыть в поход по велению прекрасной юной дамы. Ибо для ее отца нет ничего важнее в жизни, чем отправиться путь, полный опасностей, ради пончиков с творогом.

Леви и внимательно слушал откровения Эстер, и умилялся им, и радовался вполне здравым рассуждениям. Когда девочка чуть не расплакалась, говоря обо все еще беспокоящих ее чувствах, он притянул к себе дочь и обнял, погладив по голове.
- Внутри щемит гормональное расстройство, - произнес Штраус. – Любовь – штука биохимическая, сродни болезни. Если тебе интересно, что с тобой сейчас происходит, я расскажу попозже. Иногда полезно знать, что у тебя внутри творится. И есть лекарства от этого. Например, продукты, богатые L-триптофаном. Это такая аминокислота, которая позволяет успешно бороться со стрессовыми состояниями и повышает уровень серотонина в организме. Творог, кстати, один из таких продуктов. Еще шоколад, икра, длинный список. Я куплю, и мы с тобой дружно ударим по триптофанчику вечерком. Он полезен всем. Но много я не позволю тебе его есть, потому что он также улучшает мозговую деятельность. Я же не могу позволить тебе стать умнее меня, ведь тогда я не смогу тебя поучать. А что может быть приятней для родителя, как не наезды на чадо с нравоучениями?
Леви рассмеялся, отпуская дочь и дружески потрепав ее по волосам. Подождал, пока она составит список покупок.
- Это Америка, детка. Супермаркеты есть везде, - рассмеялся он. - Пока есть потребители, будут и они. Кстати, латкес мы уже купили в Брейнерде. Просто разогреем.
Штраус сунул записку в карман и, уже надевая куртку, выслушал мнения Эстер об улучшении интерьера.
- Ковер? Да, наверное, стоит купить. Но тогда помоги мне выбрать его. И настольными играми я не обзавелся. Да и в шахматы сто лет не играл. Восполним эти упущения. Однако ты уже переоделась, и не стоит тебе сегодня куда-то вылезать. Я только смотаюсь за продуктами, а ты можешь пока принять душ и обследовать кухню. Потому что я сам толком не знаю, что у меня там есть. Заказывал все в комплекте, просил продавца включить все необходимое. Но так как сам почти не готовлю, даже не смотрел особо по шкафам. Там полно не распакованных вещей. Осваивай поле деятельности. Но я бы не хотел, чтобы ты все время стояла тут у плиты. Во-первых, ты приехала отдыхать, а, во-вторых, я боюсь избаловаться. Не скучай, я скоро вернусь.
Леви улыбнулся, махнул Эстер рукой и покинул дом, оправившись за покупками. Отсутствовал он около часа, проехав по нескольким магазинам, чтобы купить все по списку дочери, а также «триптофановые» деликатесы для подъемы настроения. Набрал и полуфабрикатов, которые можно быстро разогреть, если не захочется возиться на кухне. Покупок оказалось много – пакеты забили багажник и заднее сиденье джипа. Но Леви так хотелось, чтобы его девочка получила все, что заказала, и в чем нуждалась. Это, конечно, касалось не только еды и лакомств. Пока Штраус жив, он всегда и во всем будет стараться радовать дочь. Про игры Леви чуть не забыл, но вернулся в супермаркет, где купил простенькие пластиковые шахматы, «Скрэббл», «Уно», «Пандемию», «Дженгу» и классическую «Монополию». Выбор игр на полках был огромным, но Штраус взял те, которые просто знал. И насчет приличных шахмат домой задумался. До этого не с кем было играть, да и негде, так как ремонт шел. Но есть же добрый сосед Брендан, с которым Леви с удовольствием сыграл бы партию-другую под коньячок и сытный ужин. И для таких встреч стоит завести приличный шахматный стол. Который, кстати, и интерьер украсит. Штраус решил внимательно относиться к рекомендациям Эстер по части улучшения жилища. Она, хоть еще и юная, но дама, которые в таких вещах порой разбираются лучше мужчин.  Да и вообще будет греть душу знание, что дочь приложила вкус и руки к обустройству дома. Жить в нем станет приятней. Пока он был еще чужим для Штрауса, несмотря на вложенные в него кучу денег и времени.
- Я дома, - сообщил Леви с порога, входя в двери вместе с морозным паром, нагруженный пакетами. – Купил много всего, придется разбирать.
«А ведь как приятно говорить это простое «Я дома», - подумал он. – Когда есть, кому». Побросав пакеты на кухне, Штраус сделал еще несколько ходок к машине, чтобы принести все покупки. В результате пакеты заняли два стола и угол на полу. Осмотрев этот «склад», Леви вздохнул, усмехнувшись:
- Кажется, я немного переборщил. Зато теперь есть все, я думаю. Лишь бы в холодильник влезло, и мы не лопнули, поедая это все.
Последовал разбор покупок. Штраус продемонстрировал дочери игры, которые купил. Вечер обещал быть интересным. Впрочем, он уже наступил, за окном сгущались сумерки.  Леви загнал машину в гараж и окончательно запер дверь, не собираясь сегодня больше никуда выходить.
- Могу я поприсутствовать при таинстве приготовления пончиков? – спросил он у Эстер с театральной строгостью и учтивостью. – На самом деле, я должен проследить, чтобы они никуда случайно не пропали. Ведь когда речь идет о творожных пончиках, никому доверять нельзя.
Не выдержав, Леви расплылся в улыбке.
-  Кстати, пора зажигать ханукию. Но сперва мы закончим все хлопоты, и накроем на стол. Обеденного у меня пока нет. Но предлагаю разместиться на имеющемся у камина. Займусь-ка я пока другими блюдами.

- Мне не тяжело, а приятно, - ответил Леви с улыбкой, когда Эстер извинилась за то, что повисла на нем.
Штраус на самом деле очень ценил такие моменты близости, которые наполняли его забытым в быту чувством особой отцовской нежности. Особенно острой, потому что не было Эстер рядом постоянно. Поэтому простые объятия и прикосновения становились драгоценными. Последующие ее слова о больном теле и больной любви снова отдавали горечью. И Леви с тоской осознал свое бессилие быстро изменить мироощущение девочки. Будь она посторонним человеком, пациенткой, он знал бы, что посоветовать родителям, о чем поговорить с подростком, как выстроить комплекс сеансов. Может, и гипнотических, так как гипноз – очень действенная смена установок в голове. И никаких сложностей у него бы процесс лечения не вызвал, потому что он не считался бы с мнением пациента. Раз он пришел к доктору, значит, осознал необходимость этого, и хочет исцеления. С детьми, кстати, Леви вообще очень редко работал, только по просьбе хороших знакомых, и в исключительных случаях. Но сейчас он сам был отцом, и мнение дочери было для него не просто важным, а бесценным. Никакого психологического насилия Штраус не может применить к дочери.  Родство и пристрастность мешали избрать правильные слова и действия на пути избавления Эстер от душевных терзаний и уничижения себя. Дисморфофобия проявлялась у нее во всей красе. «Вот где проверяется профессионализм, а не в чистых кабинетиках», - подумал Штраус в тот момент. Он уверил себя, что сможет абстрагироваться. С матерью когда-то получилось, а там ситуация была гораздо сложней после смерти отца, если не сказать «безнадежней». Смог же вытащить мать из пучины скорби, сделавшей ее жизнь бессмысленной для нее. Трудно, постепенно, но смог. Поэтому стараться влиять на психологические установки и эталоны дочери он будет, однако, безусловно, гораздо аккуратней, нежели с посторонними людьми. Было бы у них побольше времени… Но и имеющееся Штраус использует с пользой и благом.
Пока Эстер готовила свои пончики, а Леви рядом грел обрядовые блюда из Брейнарда и собирал горы упаковок в мусорные пакеты, он наблюдал за дочерью и слушал ее. Девочка кажется, успешно отвлеклась от своих грустных мыслей, мило болтала, и это радовало сердце отца. Он сам пребывал в какой-то сказке сейчас, где у него была иллюзия семьи. Не то, чтобы Леви тяготился своим одиночеством, ведь он сравнительно недавно закончил бракоразводный процесс. Но появилась какая-то тянущая тоска по тому, что могло бы быть, если бы с Рейчел отношения сложились лучше. Все случилось так, как случилось, наверное, потому что любви-то не было. Не ценили, не берегли, не прощали друг друга юные и дурные супруги. Собственно и с Фридой, второй женой, ситуация была похожей. Тоже брак без любви, хотя с уважением, пониманием, совместным бизнесом. Но не спасли деньги и успех от развода. Когда есть любовь в семье, то никто не пойдет искать ее на сторону. Хотя, может, у Фриды были иные мотивы, которыми она поделиться не пожелала. Она ведь детей хотела, а от Леви заводить их боялась. Напрямую об этом он с ней не говорил, но он же умеет читать человеческие чувства и речи, поэтому понимал это. Или Фриду слишком увлекли успех и высокие гонорары ее хмыря-продюссера. Деньги много для нее значили. Так или иначе, не складывались у Штрауса семейные отношения, заставляя его довольствоваться временными романами. Зато последние не требовали от него житья с оглядкой на еврейские традиции, запрещающие женитьбу на шиксах. Потому что просто не женился, аккуратно и по возможности тактично сворачивая отношения, когда они изживали себя, или слишком близко подходили к грани, за которой просто обязана была произойти свадьба. Но все это было давно, до второго брака, и сейчас острой потребности в семье Леви не испытывал. Но приезд дочери заставил его погрустить немного на эту тему.
- Насчет «полепить». Не хочешь заняться живописью или монументальным искусством в моем доме? Я могу тебе предоставить площади и материалы для самореализации. И готов побыть подмастерьем. Сама видишь, стены пустые, просят творческой руки. А кулинария – прекрасное занятие. И очень творческое. Приветствую твое увлечение. Пахнет божественно. Сделаешь папу толстым и ленивым, если будешь все время готовить такую вкуснятину. Впрочем, не всю ведь жизнь с комплекцией борзой бегать. Пора становиться солидным.  Кто же станет доверять доктору, у которого нет пуза и второго подбородка?
Когда закончились хлопоты на кухне, и был накрыт стол, Штраусы провели традиционный ханукальный обряд с зажиганием свечей. Традиционно это делает мужчина в семье, и Леви с должной торжественностью исполнил ритуал. Два благословения, положенные для прочтения во второй день праздника, Леви помнил наизусть, а вот длинную «Ха-нерот ха-лалу» и пиют "Маоз цур йешуати" пришлось читать с карточки-памятки, предусмотрительно прихваченной Штраусом в еврейском магазинчике в Брейнерде. А вот Эстер рядом с ним все это произносила наизусть, заставив Леви устыдиться, но и порадоваться. Девочка лучше него знала традиции своего народа, а он живет удаленно от общины обычной жизнь среднего американца. Впрочем, «выше среднего», все–таки. Когда есть, чему учиться у молодых, это ли не счастье для старых? Штраус еще не был старым, поэтому стыд не сожрал его совсем. Да и далек он был со своим прагматизмом и работой над карьерой от истинной веры. Леви посмотрел с теплом на дочь, произносящую слова гимна, и отблеск свечей играл в ее глазах. Пусть не в черных, какими они должны были быть у носящей имя библейской Эсфири, но тем же самым особенным ханукальным огнем, символизирующим чудо Божьей помощи человеку, служащему Ему.  «Помоги, Господи, моей дочери, - мысленно обратился к Всевышнему Леви. – Пусть светильник ее души всегда горит ярко и счастливо, не колеблясь и не угасая от человеческих злости, глупости, безответственности. Пусть все в ней будет светло».
- Оттолкни смертную тень, несомую Эсавом и поставь семь пастырей, - в унисон закончили чтение пиюта отец и дочь, после чего Штраус, расчувствовавшись, обнял Эстер и поцеловал в маковку. – Золотце мое, умница. Безумно тебя люблю. Пошли теперь устроим праздник нашим животам.
Устроившись на диванах возле камина, Штраусы приступили к трапезе. Леви не уставал нахваливать стряпню дочери, шутливо сетуя, как он мог жить раньше без ее пончиков. Традиционные блюда из Брейнерда тоже оказались хороши. Леви еще старался подвигать к Эстер красную икру к латкесам и шоколад, чтобы она дополнительно «триптофанчик» внутрь принимала, повышая дофамин в крови. Насытившись до упора, отец и дочь убрали со стола и сыграли пару партий в «Дженгу». Игры посложнее Леви отверг, заявив, что ему на мозг давит желудок, и думать он категорически сейчас не может. Но «Дженга» доставила много веселья, дополнительно подняв настроение. Собирать игральные бруски по комнате еще долго, наверное, придется.
- О, я тебе сейчас покажу очень любопытные вещи, - вспомнил Штраус о находке в старом доме. – Строители во время ремонта в подвале обнаружили тайник. В нем был старый саквояж, а внутри – несколько необычных штучек. Так как наследников у владельцев не осталось, все это автоматически стало моим. Я собираюсь показать находку антикварам, но сомневаюсь в их ценности. Однако вещицы выглядят очень необычно, хотя предназначение их угадать можно. Там такие странные узоры, можно часами разглядывать. Тонкая отделка, полагаю, что ручная. Надо бы сделать фото и поискать информацию о них в интернете. Руки не дошли пока. Сейчас покажу. Может, тебе что-то понравится. Я провел дезинфекцию, и уверен в их безопасности.
Леви сходил в свою спальню, где держал в шкафу коробку с мелочами, найденными в тайнике. Разрезанный саквояж выкинул, а вещицы и футляры от них обработал дезинфектантами на всякий случай. Принес коробку в гостиную и поставил на стол, сняв крышку.
- Смотри, какие интересные, - кивнул он на лежащие на дне коробочки пузырьки из цветного стекла в узорчатых металлических оплетках, старинный фонарь, ловец снов, небольшое ручное зеркало, витиеватый ключ, футляры с необычным орнаментом для писчего пера и «сувениров» в виде четырехлистного клевера и причудливого щита.
Вещи смотрелись и антикварно, и странно одновременно.
- Может, они волшебные? – сказал таинственно Леви дочери и подмигнул, рассмеявшись. – Выбирай, что понравится. Но вот анализ жидкости из пузырьков я не делал. Сперва думал, что это духи. Пахнет приятно или никак, но не духи. Думаю, это детские сокровища какого-то прошлого жильца этого дома. А в пузырьках, возможно, просто вода. Может, все это аксессуары для старинных кукол. А, может, эти сувениры делал сам владелец и продавал. А в доме оставил образцы. Правда, зачем тогда их было прятать?.. Пока имею только предположения. Потому что выглядят вещи необычно. Может, и имеют какую-то музейную ценность.

Отредактировано Levi Strauss (2018-03-14 02:24:23)

- Я не знаю, что во флаконах, - сказал Леви после визуального анализа жидкости, сделанного Эстер. – Если это масло, то должно иметь сильный запах, но его нет. Некий незнакомый мне аромат есть вон в том пузырьке. Но слишком слабый, чтобы использовать в качестве ароматизатора. Папа тоже любопытный, и все перенюхал.
Леви посмеялся, наблюдая, с каким интересом возится с вещицами дочь.
- Думаю, что там все же вода. Может, серебряная, раз не протухла за то время, пока лежала в тайнике. В старину настойки с серебром использовали в качестве лекарств. Фактически, это ионы серебра, а не само серебро. Они выделяются в воду в результате контакта с металлом, и дают незначительный антисептический эффект. Если пробки хорошо притерты, то вода могла и не испариться. В любом случае, в лаборатории мне расскажут, что во флаконах. У меня пока времени не было отвезти их в Брейнерд. Ты не увлекайся дегустацией запахов. А то я беспокоюсь. Хотя со мной ничего не случилось после того, как я перенюхал все эти пузырьки. А, может, это как раз полностью выдохшиеся духи, поэтому утратили запахи. Я не знаю, что иное могли хранить в таких изысканных флаконах.
Эстер принялась крутить в руках зеркальце, рассматривая, и поставила под сомнение свои художественные таланты.
- Таланты есть у всех, - заметил Леви. – Потому что истинный талант – это 99% работы над собой и 1% Божьей искры. Каляки моей дочери однозначно радовали бы мое сердце. А насчет куриной лапы… знаешь, интересная мысль. Абстракционисты чем только ни рисовали, сбывая потом свою мазню по сумасшедшим ценам. Можно и куриной лапой попробовать. Глядишь, найдутся ценители. А если не найдутся, то грамотная реклама и один знакомый ребе решат эту проблему. Самокритичность в творчестве – хорошая штука, конечно, но бизнесу очень мешает. И почему это мне нельзя пузо и подбородки? Мы живем в свободной стране! Где ожирение вообще стало нормой. Меня вон коллеги и пациенты в Лос-Анджелесе постоянно обвиняют в том, что я сижу на какой-то хитрой голливудской диете, раз не толстею. Я им говорю, что моя диета – это работа и гимнастика, но не верят.
Леви развел руками с улыбкой. Эстер отложила зеркальце на стол и принялась рассматривать что-то другое из коробки. Штраус случайно бросил взгляд на отражающую поверхность безделушки и ему показалось, что вместо дочери, которая была рядом с ним, в стекле мелькнул бородатый мужик с сердитой мордой. «Вроде не пил», - подумал Штраус, ухмыльнувшись причудам сознания, и перевел взгляд снова на Эстер, вещавшей сейчас про возможные браки отца.
- Если ты заметила, я тоже, как и твоя мама, походил женатым. Опять не повезло. Может, оно и к лучшему, - с улыбкой произнес Штраус, но сам так не думал, просто не хотел обсуждать с дочерью свои истинные мысли по этому поводу.
Эстер тем временем понюхала жидкость из очередного пузырька, заявив, что тот пахнет алкоголем. Леви, который делал то же самое еще в гостинице после обнаружения находки, ничего такого не почувствовал.
- Не было раньше запаха алкоголя, - сказал он, подавшись вперед и глядя на флакон в руках девочки. – Может, я воздух впустил, когда проверял, и жидкость забродила. Нет, я не разыгрываю тебя, честное слово. Эти вещи действительно были найдены тут, в подвале – в нише за фальшивой стеной.
Дочь выудила из коробки ключ и начала строить предположения, от чего он мог быть. Леви рассмеялся ее «страшным сказкам» в духе триллеров. Заметил, как она передернула плечами, увлекшись мрачными фантазиями. Девочка чувствительная, ранимая. Штраус даже задумался, стоит ли ей быть свидетельницей довольно жестоких сцен на рыбалке. Там и крови полно бывает, и добивать рыбу приходится. Боуфишинг – это не с удочкой на бережке сидеть, действия пожестче требуются. С одной стороны, его бы детские психологи не погладили по головке за намерения привлекать ребенка к убийству братьев наших меньших. Впрочем, рыбу Леви к таковым не относил. С другой стороны, девочке надо видеть дозированную жестокость, дабы ее не повергал в шок тот факт, что стейк делается из коровы, которая недавно ходила живой. Леви надеялся, что умение добывать себе пищу все же станет полезным навыком для Эстер, чтобы не выросла кисейной барышней, не могущей держать удары судьбы. Мамы с папой когда-то не станет, и лучше оставить на этом свете крепкую натуру с фамилией Штраус. Впрочем, умение держать удары судьбы Эстер уже доказала, прожив альбиносом до 15-лет без отклонений в психике. С детской жестокостью ей так или иначе довелось столкнуться. Взрослая жестокость – иного свойства, порой более подлая и коварная. И на нее тоже придется адекватно отвечать. Так что немного крови и рыбьей смерти в качестве моральной подготовки не повредит.
- Двери все поменяли. Да и замков внутри на дверях нет, - сказал Леви, но тут же вскинул брови и поднял в воздух палец. –  А, стоп, вру, одна старая дверь с замком осталась. Которая ведет в подвал. Крепкая, надежная, и я решил ее оставить. Но я  не запираю эту дверь, потому что не держу в подвале ничего незаконного и потустороннего.
Он сделал зловещее лицо и пошевелил в воздухе растопыренными пальцами, словно изображал призрака.
- Страшней меня тут нет никого, - прошипел он, и добавил уже с улыбкой и без кривлянья. – Тут должен быть демонический хохот и титры. От двери в подвал вообще ключа не было. Я этот не примерял. На вид там замочная скважина гораздо больше этого изящного ключика. Да и он какой-то такой сувенирный, что вряд ли предназначался для обычной простой крепкой двери безо всяких украшений. Скорее, для цепочки на шее дамы, в качестве украшения.
На свет из коробки появился следующий предмет – перо для письма. Леви кивнул, согласившись, что оно красивое. Скорее всего, гусиное, но с любопытным радужным отливом, видным при повороте на свету. Оно лежало в футляре и ничуть не пострадало от хранения, судя по всему, длительного. Снова Штраус улыбнулся романтическим фантазиям дочери, но спокойно и одобрительно, чтобы она не обиделась. Ничего дурного не было в том, что девочка мечтает или примеряет на себя книжных героев. Этим все занимаются, только после взросления скрывают подобные порывы души. Множество персонажей и образов живут в голове каждого человека. Особенно в обществе, где приходится играть много социальных ролей. Иногда это выливается в серьезные психические болезни, вроде диссоциативного расстройства идентичности. Но редко. А множество личностей все равно каждый в себе носит.

- Чернил у меня нет, так как я ими не пользуюсь, - произнес Леви, - но… мы можем сделать чернила из растворимого кофе. Я видел рисунки некоторых художников, сделанных не красками, а кофе. Есть даже принтер, который печатает кофейным раствором. Выглядит неплохо – как сепия или однотонная акварель. Я сейчас сделаю тебе чернила. Не скучай.
Штраус отправился на кухню, вскипятил быстро в чайнике немного воды, сделал чашку очень крепкого, почти густого кофе и принес в гостиную. Напиток был еще горячим, когда он поставил его на стол. Потом задумался о бумаге и вырвал пару листов из своего большого блокнота, где он делал записи по делу «нефтяного маньяка». Невольно попавшиеся на глаза заметки и чашка с черным кофе вызвали неприятные ассоциации. Но Штраус постарался выбросить их из головы и снова присел на диван за столом, но теперь рядом с Эстер.
- Что будешь писать? Стихами не балуешься? Насколько я знаю, большинство людей ими грешат. Думаю, таким пером лучше всего пишутся возвышенные оды. Впрочем, в старину такими перьями писали все – и романы, и списки товаров на складе, и смертные приговоры. Сколько перьев было сломано за историю культуры человечества – и не сосчитаешь.
Штраус жестом предложил Эстер воспользоваться пером и бумагой с кофейными чернилами. А сам приготовился посмотреть, насколько и как изменился почерк дочери с того момента, когда он в последний раз видел рукописный текст в ее исполнении. Штраус не очень серьезно относился к графологии, потому что к точным методам диагностики ее не относил, но иногда она могла дать интересные детали к образу человека. А уж самого своего родного человечка Леви хотел знать хорошо.

Почерк у Эстер оказался почти идеальным, буквально каллиграфическим. С «чувственными» завитками, но без перебора. Это приятно удивило Леви. Современные люди, живущие в мире компьютеров и гаджетов, сплошь страдают проблемами с письмом. У него самого почерк испортился с тех пор, как он с бумаги и ручки перешел на текстовые редакторы. Нет практики – нет нормального письма. Впрочем, из-за проблем сглазами Эстер немного читает и не пялится в дисплеи. А вот содержание написанной дочерью фразы его не порадовало. Если она именно это написала, то комплекс сидит в ней крепким гвоздем, хотя она умело это скрывала весь вечер. Но почему решила вдруг написать то, что ее беспокоит?
Тут Эстер принялась его убеждать, что хотела написать совсем другое, а фраза «Я хочу быть обычной» вышла у нее случайно. Штраус не верил в такие расхождения посыла разума и действия руками, а вот раскрытие бредовых состояний у своих пациентов через письмо наблюдал не раз. Пациент с навязчивой идеей может молчать, как рыба, но написать то, что варит в своей голове. Штраус очень обеспокоился душевным здоровьем дочери, ситуация однозначно указывала на то, что речь уже идет не о бытовой дисморфофобии, а о расстройстве психики куда серьезней на этой почве. Но Штраус улыбнулся Эстер и с шутливым сомнением посмотрел на нее. Не мог же он ей сейчас завить, что дело пахнет медкаментозным лечением, а не просто домашними беседами. Он сам в это верить не хотел. И отказ Эстер признать, что фразу написала она сама, подчеркивал глубокое отрицание себя до стадии прекращения контроля за своими действиями.
- Брось, Эстер, - погладил Леви девочку по плечу. – Нет ничего страшного в том, что ты написала. Я не считаю, что ты сошла с ума, детка. Мы говорили об этом сегодня, тебе запала эта фраза, вот и написала. Может, ты просто устала и отвлеклась. Поэтому так получилось.
Его объяснение выглядело не особенно убедительно. Но другого Штраус не нашел. Потому что сам сейчас загрузил мозг по полной анализом происходящего с дочерью. Эстер повторила попытку с тем же результатом. И выглядела испуганной. Затем настойчиво потребовала, чтобы Леви тоже что-то написал этим пером.  «Может, это игра? И она просто подшучивает и пытается втянуть меня в какую-то игру?» - подумал Штраус, и его разум с радостью ухватился за такую вероятность. Он не понимал, что это может быть за игра, но готов был поддержать ее ради собственного успокоения.
- Написать что-то, - сделал он комично глубокомысленное лицо. - Ну, изволь. Обязательно что-то умное или можно попроще? Ну, скажем, напишу-ка я, что пончики были замечательные.
Он с улыбкой взял в руки перо, обмакнул в кофе и вывел на бумаге своим мелким почерком «У нее такая маленькая грудь». Замер, вытаращил глаза. Тут же бросил перо, смял лист и с напряженным лицом посмотрел на Эстер.
- Это я не про тебя, - произнес он поспешно. – Клянусь, это не про тебя. Черт…
Леви схватился за лоб и опустил глаза на комок бумаги в другой руке. Он понял, о ком он это написал, и о ком думал много в последнее время. Но выглядело это все… отвратительно, мягко говоря. Теперь он понял страх Эстер. 
- Я не знаю, как это получилось, - проговорил он и покусал губы. – Что происходит? Сбой матрицы?
Отрицать, что в мире иногда происходят странные вещи, было бы глупо, так как многие аномалии фиксировались видеокамерами и научными приборами. Но о такого рода чудесах Штраус никогда не слышал. Он с опаской снова взглянул на дочь – не она ли каким-то образом спровоцировала ситуацию. Но каким?! Телепатия? Контроль над разумом? Или девочка владеет мгновенным гипнозом? Маловероятно, так как ему учатся по специальным методикам, многие из которых не найдешь в открытом доступе в библиотеках или интернете. Шарлатаны на Ютубе, на самом деле просто языком мелют и постановочные ролики делают, чтобы привлечь в свои «школы гипноза» учеников с деньгами. Вещь (перо в данном случае) тоже не может гипнотизировать. Леви быстро прокрутил в голове порядок действий Эстер – контакт глаз, написание фразы, видимость неожиданности, физический контакт с ним (придвинулась и прижалась спиной, а он ее приобнял в этот момент), отрицание намерений, снова зрительный контакт, и повтор первого действия с тем же результатом. Да, эту цепочку вполне можно характеризовать как попытку загипнотизировать рядом сидящего человека. Он расслаблен, сыт, доволен, небольшой разрыв шаблона с использованием неосознанного знания, и… папа в ауте? Ну, нет, только не Штраус… Позор-то какой – психиатра загипнотизировали.
- Гипнозом на досуге балуешься? – спросил он Эстер и усмехнулся.
Вот она ее игра – дочь продемонстрировала отцу свои успехи. И вполне серьезные, надо сказать. Гипноз объяснял все.
- Нельзя этого делать с людьми, если они не предупреждены и не дали согласия на гипноз, - наставительно, но спокойно произнес он, строго посмотрев на Эстер. – Иначе такие забавы могут закончиться уголовным делом. Запомни это, пожалуйста. И не надо больше надо мной проводить подобные эксперименты. Ни над кем не надо. Хорошо?

Леви не устроили объяснения дочери. Он одновременно и верил, и не верил ей. Формулировку «проклятые вещи» он вообще не мог всерьез воспринимать, потому что их не бывает. Но и того, что с ним сейчас произошло, тоже не должно было быть. Случайный гипноз? Нонсенс… Разобраться в случившемся очень хотелось, но сейчас накалять атмосферу и укреплять нездоровый интерес дочери к этим старым безделушкам не стоило.
- Я не могу тебя считать плохим человеком, потому что люблю тебя, - произнес Штраус, постаравшись естественно и тепло улыбнуться, глядя, как Эстер укладывает перо в футляр. – И я просто знаю, что ты не плохая. Может, не самая лучшая девочка на свете, но для меня – номер один. Да, ты права, давай больше не будем трогать эти странные штуки. Я не заметил никаких эффектов после обнюхивания флаконов, но лучше проверить, конечно. Я займусь этим как-нибудь потом.
Штраус с печалью подумал, что сейчас ему очень не хватает Брендана. Вот кто мог бы, наверное, что-то рассказать об этих вещах. Пусть со своими мистическими штучками, духами и бубнами, но шаман должен разбираться в подобном, и  хоть на мысли какие-то натолкнуть.  Эстер сложила все вещи в коробку и вдруг рассмеялась. Снова начала крутить в руках перо и глянула не менору, сияющую тремя огоньками свечей  на подоконнике у входной двери. После чего сделала заявление о том, что с ними произошло ханукальное чудо. Причем сказала так, как будто и  вправду в это поверила. Или она играет, чтобы смягчить инцидент, или… верит на самом деле. Сам Штраус верил в Бога, но не так и не в такого, каким его представляет традиционная иудейская религия. Для него это был не конкретный субъект с именем, речью и деяниями, а просто некая высшая сила, еще непостижимая человеком, занимающаяся вселенским творчеством. Которая вряд ли устраивала бы шоу с подменой написанных слов.
А Эстер тем временем снова обмакнула перо в кофе, придвинула к себе второй лист бумаги. У Леви нехорошо так внутри все напряглось. Дочь с улыбкой написала что-то и отклонилась от стола. Судя по выражению ее лица, сейчас она написала именно то, что хотела. Штраус подался вперед, отлипая от спинки дивана, и взглянул на лист бумаги. «Все люди разные, но все люди и я одна из них», - прочитал он. Он все равно не понимал, что происходит, и кто здесь с кем шутки шутит, но умилился проявлению простой, житейской и детской философии. Эстер, чь имя переводилось как «звезда», на самом деле очень светлый душевный человечек. Леви улыбнулся уже искренне, оттаивая:
- И я, - произнес он, продолжая фразу на бумаге.
Был порыв приписать это пером, но что-то Штраусу не хотелось снова брать его в руки. Безусловно, он поэкспериментирует с ним, но в уединении. Чтобы снова не оказаться в неловком положении, и быть уверенным, что его никто не гипнотизирует. Со светлой улыбкой Эстер заявила, что это и вправду чудо, даже если они чего-то не того нанюхались или наелись.
- Да, я не против чудес. Когда они безопасны, - кивнул Штраус и обнял дочь, как только та положила перо, и принялась рассматривать надпись. – Пусть твоя жизнь будет полна только добрыми чудесами, детка. Храни тебя Господь.
Леви повернул к себе дочь, прижался головой к ее лбу и улыбнулся, глядя в глаза. Он не хотел дальше выражать какие-то сомнения и демонстрировать свою тревогу. Эстер отлично вывела ситуацию на позитивный уровень, и это стоило поддержать, чтобы чудесный вечер не был испорчен.
- Но хочу предупредить, что частенько чудеса разрушаются, если о них всем рассказывать, - заметил он. – Что-то лучше всегда хранить только в сердце и своей памяти, и нигде больше.
Штраус надеялся, Эстер понимает, что лучше никому не рассказывать о том, что тут произошло. Чтобы не стать объектом насмешек, например, или нездорового интереса. Судя по всему, этого самого нездорового интереса девочке и так хватало по горло.  Разомкнув объятья, Штраус зевнул, прикрыв рот рукой, и глянул на часы. Стрелки перевалили за 11 вечера.
- Не знаю, как ты, но у меня уже перебор по активности на сегодня. Шутка ли – полстраны пролетели, в Брейнерде нагулялись, в Годфри ехали, по магазинам бегал, и до седьмого пота, не покладая зубов, уминал твои чудесные пончики. Устал. В мои преклонные годы нельзя столько всего за один день делать.
Штраус посмеялся, подшучивая над Эстер. Он старался вернуть атмосферу праздника, радость и доверие. И умел отлично играть разные роли, в зависимости от обстоятельств. Сейчас он играл счастливого папашу, который уже забыл о чертовом пере. Впрочем, лжи в его поведении было немного, так как он на самом деле сегодня был счастливым отцом.
-  Тебе хватит шерстяного одеяла в спальне? Не замерзнешь? – спросил он у Эстер. - Обогреватели нормально работают, в доме тепло. Но могу тебе подбросить еще новый спальный мешок, если хочешь.

Проводив дочь до спальни, и пожелав ей доброго сна, Леви вернулся в гостиную. Он и вправду устал, но история с пером так его напрягла, что он намерен был разобраться с ним немедленно. Здравый смысл говорил ему, что произошедшее – случайность, некая странная игра обстоятельств или тот же гипноз. Но Штраус должен был удостовериться в этом. Он немного убрал в гостиной и на кухне, чтобы потянуть время. Вдруг Эстер спустится, чтобы что-то попросить, мало ли. Леви не хотел, чтобы дочь застала его за возней со странными вещами. Если прежде они казались Штраусу забавными, то теперь он относился к ним с откровенной опаской. И ругал себя за то, что предложил их дочери, не проверив каждую перед этим. Но кому вообще придет в голову, что какие-то безделушки могут провоцировать непонятные аномалии?
Спустя час, когда Штраус удостоверился, что Эстер уснула в своей постели, он уселся в гостиной за стол, вырвал еще один лист бумаги из своего рабочего блокнота, достал перо и тщательно его осмотрел. Вычурное, красивое, с гравированными узорами на металлическом наконечнике. Кажется, даже ручная работа. Ни к какому известному художественному стилю отнести характер узоров невозможно. Необычно смотрится. Но ничего аномального Леви не увидел. Собрался с духом, обмакнул перо в кофейные «чернила» и мысленно четко произнес то, что хотел написать. Решил взять известное стихотворение Уолта Уитмена «Я недоступен тревогам» и написать его целиком. Как-то оно сразу всплыло в памяти в момент выбора текста. Штраус откровенно испытывал дискомфорт и даже некий страх, когда поднес перо к бумаге. Но сосредоточился и принялся мысленно диктовать себе: «Я недоступен тревогам, я в Природе невозмутимо спокоен…». Рука же, против его воли, написала: «Взял дом, землю, возьму и женщину». Штраус остановился, сглотнул, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Стиснул зубы и еще более сосредоточенно продиктовал себе вторую строку стихотворения: «Я хозяин всего, я уверен в себе…» Рука тут же вывела: «Возьму все в этом городе». Штраус засопел уже со злостью. И уже шепотом произнес продолжение стиха, стараясь написать его в точности:
- Я среди животных и растений…
Рука написала: «Надо стать мэром Годфри, и взять всё и всех». Леви выдохнул и отклонился от стола, глядя на бумагу перед собой.
- Каким, к черту, мэром? – произнес он еле слышно, сморщившись, как от боли. – Что происходит, мать твою?..
Штраус со страхом ковырялся в своей голове, и неожиданно понял, что именно этого, похоже, он и хочет. Не мэром стать, наверное, но именно взять тут все, что сможет. Он уже кучу денег положил на алтарь этого глупого, в общем-то, желания, купив землю и основательно обустраивая дом. Он даже не думает о работе, и напрочь перестал контролировать своих пациентов, хотя прежде делал это во время любых отъездов, даже недолгих. О потере матери и думать забыл, захваченный заботами и хлопотами, так или иначе связанными с Годфри. Впрочем, тут есть отмазка – в Хануку нельзя поминать мертвых и скорбеть. «Выкопал» себе конопатый худющий «клад» на своей земле, который из головы теперь нейдет. Сколько еще надо доказательств того, что Леви вцепился в этот мелкий городок, о котором три месяца назад даже не слышал? Перо писало ему то, что на самом деле его волновало в данный момент. Но в данный момент для него важнее всего была Эстер. Однако не о ней писало перо…
Штраусу стало очень скверно на душе. Он предпринял еще одну попытку, снова сосредоточившись на стихотворении Уитмена. «Я понял, что и бедность моя, и мое ремесло, и слава, и поступки мои, и злодейства не имеют той важности, какую я им придавал» собирался написать Леви. Но на бумаге появилось: «Не хочу быть психиатром голливудским, а хочу быть владыкою Годфри, чтоб служил мне шериф Уорд, и был у меня на посылках».
- С-с-сука, - выдохнул Штраус в сердцах, и тут же вскинул голову, прислушиваясь.
Он еще не знал, насколько хороша  звукоизоляция в этом доме, не привык к нему. Испугался, что мог разбудить Эстер. Но наверху было тихо. Леви снова поднес к глазам перо, рассматривая. «Волшебная вещь? На самом деле волшебная вещь? – спрашивал он себя, пребывая в полном смятении. – Да это же просто мечта любого психиатра… Дать перо в руки пациенту, и он выдаст все свои скрываемые бреды на бумагу… Это ж карьеру до уровня Фрейда можно сделать… Штраус, ты рехнулся или встретился со сказкой? Как насчет веры в Санта-Клауса? Его визита еще не боишься?» Но к страху уже начал примешиваться восторг от удивительного и невероятно полезного в жизни открытия. Пусть и непонятной природы. «Забыл, что ничего в этой жизни не дается бесплатно, и за все нужно платить? – одернул себя Леви. – Как бы обретение чудес не закончилось большой бедой. Но… при разумном и дозированном применении… почему бы не использовать?». Штраус несколько воспрянул духом после пережитого сегодня шока. Но почему в его откровениях не было Эстер? Вот это беспокоило особенно. Да, он жил вдали от дочери, редко с ней виделся, и плохо ее знает, в общем-то. Но он ее очень любит, она – его продолжение  в этом мире, она – первый и главный человек в его жизни. Леви снова обмакнул перо и собрался написать: «Я очень люблю Эстер». Перо вывело: «Я умру за Эстер. Я убью за Эстер». Тут «мнение» пера даже точнее выразило отношение Штрауса к дочери.
Решив, что экспериментов на сегодня достаточно, а то мозг взорвется, Штраус очень аккуратно убрал перо в футляр, как будто оно было начинено взрывчаткой. В каком-то смысле, так оно и было. Закрыл коробку. Подумав о том, что ни в какие лаборатории он свои находки не понесет, и прикупит самый крутой сейф для их хранения. Что умели делать остальные вещи (если умели, конечно), предстояло еще выяснить. Какими путями – черт его знает. Но Штраус попробует все. Леви перечитал, что написал на листе бумаги, после чего бросил его в камин. Огонь мгновенно сожрал откровения Леви. Он выключил камин. Поленья догорят сами, а системы безопасности камина предохранят дом от пожара. После этого Штраус погасил свет на первом этаже, заблокировал замок на входной и задней дверях, и отправился в свою спальню. Задвинул коробку на полку в стенном шкафу, прикрыв ее свертками и стопками своего барахла. Он все еще не осознал в полной мере, обрел он сокровище или проклятие. Приняв душ, улегся в постель и со вздохом расслабился, продолжая варить в голове произошедшее. Мысль о том, что за стеной сладко спит его главное сокровище в этой жизни, заставило Штрауса улыбнуться и отогнать тревоги. Вскоре усталость включила из реальности и его.
Наутро он встал свежим, вспомнил, что сегодня у него запланирован поход по магазинам с Эстер. Думал, что она еще спит, но вкусные запахи, добравшиеся до второго этажа, сообщили о том, что чадо уже шаманит на кухне. Боже, как прекрасно просыпаться в доме, где кто-то есть, кроме тебя самого. Леви никогда не тяготился одиночеством, оно было для него вообще нормальным состоянием. Но сейчас он наполнился каким-то особенным воодушевлением и умилением. Быстро привел себя в порядок в ванной комнате, оделся и спустился вниз. Дочь приготовила ему завтрак. С ума сойти. Штраус пожелал ей доброго утра и поблагодарил за заботу. Вот ради таких моментов, наверно, и живет человек – таких вот проявлений чистого светлого счастья. И благодарности за них.
А после завтрака Штраусы отправились по магазинам. Эстер позабавила отца своей придирчивостью в выборе покупок. Девушка не станет зря тратить деньги, несмотря на то, что является вполне богатой наследницей своих родителей, и это уже знак того, что она достигнет успеха в жизни. Леви не любил особо ходить по магазинам, делал это только при необходимости или под настроение. Поэтому его утомил поход. Но зато была прекрасная возможность провести время с Эстер, и понаблюдать за ней. Выбор уцененного ковра удивил, да и ковер был так себе на вкус Штрауса, но его выбрала дочь, поэтому Леви сразу его полюбил. Потом был долгий каскад других магазинов, покупка совершенно ненужного, с точки зрения Леви, барахла в дом. Однако он без разговоров оплачивал его, замечая, впрочем, что у девочки все в порядке со вкусом. И главное – что она не зажатый дисморфофоб, а нормальный раскованный человек. Конечно, ее «маскировка» придавала ей уверенности, и слава Богу. Во всяком случае, отец убедился, что расстройство личности у Эстер не носит серьезного характера.
По возвращении домой Штраус пару раз сходил к машине, выгружая покупки. Часть предназначалась для спален, поэтому он унес их сразу на второй этаж. Оттуда из окна увидел, как возле дома остановился темный «Ниссан». «Интересно, кого это принесло?» - подумал он, раздвинув пальцами жалюзи. Увидел привычный для приличных и богатых районов Лос-Анджелеса ритуал открывания дверей пассажиру водителем. Удивился такому в простецком Годфри. Из машины вышла элегантно одетая женщина и направилась к дому Штрауса. Рассмотреть ее толком не получилось, так как видел площадку перед домом сквозь голые ветви дерева, стоящего рядом. Леви подумал, что, может, кто-то из Лос-Анджелеса пожаловал по его душу. Перебрал в голове своих пациенток, которые могли его найти в этой глуши. И никто ему, вроде, особых знаков расположения ближе, чем «доктор-пациент», не выказывал. «Ладно, разберемся, кто это и зачем», - подумал Штраус. У него был опыт аккуратного отшивания пациентов, которые хотели получить своего доктора целиком - рядом и круглосуточно. Леви спустился вниз. Эстер как раз открывала дверь. Штраус подумал о том, что стоит провести беседу с дочерью о том, что не стоит впускать в дом кого угодно. Лишняя доверчивость может обернуться бедой. Но сам в этот момент встал, как вкопанный с приоткрытым ртом, глядя на вошедшую женщину.
Есть такое выражение – «женщина-вамп». Вторая его часть, означает не только «вампир» или известный стиль в одежде 30-х годов. Есть и еще одно значение, точно описывающее состояние Леви сейчас. Вамп – это укороченный вариант фразы «Вам - п****ц». Это особая порода прекрасной половины человечества, которая, как василиск, пригвождает к месту любого самца, заставляя его терять волю и разум. В лучших голливудских тусовках, где бродят до черта звезд разной величины, не видел Штраус женщины, которая могла бы вот так на него подействовать. Гостья говорила, а он таращился на нее, разинув пасть, как замерзший на месте. Его хватило только на невнятное «Добрый день». Это точно была не «годфрицианка», такие особи тут водиться просто не могли. До Леви не сразу начал доходить смысл речи пришелицы. Да, именно пришелицы из какого-то далекого мира идеальных женщин. У Штрауса во рту пересохло, и он захлопнул рот, устыдившись растерянной морды и своего затрапезного вида. Но если ходить по магазинам в Годфри в дорогом деловом костюме, как принято, например, ходить на работу голливудскому психотерапевту, то люди начнут оборачиваться и странно смотреть, наверное. В общем, Штраус не был готов к тому, что в его скромный дом закатится такой бриллиант, а он, как назло, без смокинга. Да еще и со знаковой фамилией «Лав». Скорее всего, псевдоним. Но на актрису или мадам из элитного эскорта не похожа. Хотя могла бы, ух как могла…
Леви сглотнул, отойдя от первого шока, взял себя в руки, приосанился и галантно поклонился гостье.
- Чрезвычайно рад знакомству, миссис Лав, - сказал он, лаская взглядом Арету, и жестом пригласил ее в дом. – Проходите, присаживайтесь. Простите, здесь довольно скромно, я недавно въехал в дом. Кофе или чего-нибудь выпить? Вы говорите о Вендле, как я понимаю? Она представилась как Вендла Олве. На самом деле ее зовут Венера?
«Боже, что за пошлое имя», - опечалился он внутренне. Необычное и какое-то архаичное «Вендла» было куда лучше. Навевало ассоциации с какой-то романтической кельтикой. И как-то шло девушке. Во всяком случае, в представлении Штрауса.
- Не нужно меня благодарить, леди, я всего лишь сделал то, что должен был сделать любой на моем месте, - расшаркался он перед Аретой. – Надеюсь, Вендла… Венера в порядке, и ее лечение проходит успешно?
Но внутренний голос требовал награды. А конкретно – встречи вот с этой «тетей». Но она точно не из той категории женщин, которым сходу можно сказать «Что вы делаете сегодня вечером?». Какой подарок самолюбию и внутреннему комфорту дарит красивая женщина рядом. Выйти в свет с такой дамой, как Арета Лав, это все равно, что публично прогуляться с Кубком Стэнли под мышкой, нобелевской и пулитцеровской медалями на груди, и статуэткой «Оскара», торчащей из кармана. Хороша, что тут скажешь… Но не про Леви, видимо. Скорее всего, замужем за очень богатым человеком и, возможно, аристократических кровей, судя по манерам. Как она вообще его нашла тут? Ах, да, он же оставлял свои контакты в больнице. И было любопытно, из какой семьи родом Вендла-Венера, и что ее привело в мерзлую землю угодий Штрауса.
- Эстер, не слушай, я совсем не герой, а всего лишь случайный помощник попавшей в беду девушки, - сказал он с улыбкой, с трудом оторвав взгляд от Ареты и переведя его на дочь. – Ничего особенного я не сделал, только привез ее в больницу. К тому же мне помогала еще одна знакомая.
Глаза настойчиво тянуло к Лав, и Штраус не стал им противиться. Вот даже просто смотреть на эту женщину было невероятно приятно. И хотелось. Смотреть. И вообще…
- Простите, если могу оказаться излишне любопытным, но что произошло с Венерой? Как она оказалась в лесу? Мне показалось, что у нее проблемы определенного свойства. Я психиатр, практикую много лет, и мог бы порекомендовать вам хороших специалистов, моих коллег. Только не знаю, в каком штате где вы живете.

Леви слушал голос гостьи, как музыку. Не то, чтобы она обладала таким уж богатым тембром, просто глаза заставили Штрауса воспринимать прекрасным все, проистекающее от нее.  Арета пожелала чаю, и Леви неловко себя почувствовал, так как не помнил, чтобы покупал его домой. В Америке его вообще мало кто пьет, это - страна кофе, и Штраус не исключение из числа средних американцев в этом отношении. Он повернул голову в сторону кухни, бросив в проход беспомощный взгляд, вздохнул и собрался, было, уже извиняться. Но Эстер ему хитро улыбнулась, и он понял, что выглядит сейчас идиотом, наверное. Девочка уверенно отправилась на кухню, и, выходит, чай имелся, только Леви об этом не знал. Может, поставщик гарнитура для кухни вложил в набор аксессуаров, или Эстер купила, а Леви оплатил, не глядя.
- Спасибо, - сказал он с улыбкой дочери, а сам присел напротив Ареты, выражая позой дружелюбное внимание и заботу (одна из наработанных рабочих масок, которые быстро надевались и часто использовались) .
Рассказ гостьи о Вендле был страшноватым. Слушался, как небылица, страшная сказка или сюжетец для фильма ужасов. Детали Арета опускала, но Штраус понимал, что подобные вещи рассказывать посторонним трудно. А Леви даже не лечащий врач, которому открывают семейные тайны. Да и далеко не все их вообще открывают. Леви приходилось сталкиваться с пациентами, ставшими жертвами домашнего насилия или дурных родителей. Длительное пребывание под давлением родных, особенно в детстве до 8-9 лет, это – гарантированный путь к расстройствам психики и личности в дальнейшем. Поэтому Вендла никак не могла сохранить полную адекватность, если выросла в условиях, которые описывала Арета. Да еще спустя всего неделю после отравления, которое она описывала. Да, многие нейролептики могли давать адские эффекты с самыми причудливыми и тяжелыми последствиями. Но проблема может лежать глубже. И уже навсегда. Возможно, очаровательная тетушка обманывается насчет племянницы, если та не проявила никаких отклонений за какой-то период времени. Дай Бог, чтобы и дальше не проявляла, но, как специалист,  Штраус давал сто процентов, что когда-нибудь раскроются мрачные цветочки,  за ними и опасные ягодки. Во всяком случае, он сам лично видел, как Вендлу отчаянно «шарахало» то в неадекват, то в подобие нормы. И ее страсть кусаться не говорила о строгом воспитании. Возможно, это было единственным оружием замордованного ребенка. И все это ей уже не изжить из себя, каким бы комфортными ни были условия дальнейшей жизни.
А, может, тетушка лжет? Тоже вероятно, слишком уж она быстро и откровенно начала рассказывать такие жуткие вещи человеку, которого впервые видела. Пусть даже он представился психиатром. Сказка-отмазка для посторонних, чтобы вопросов больше не задавали, и не стремились к контактам с Вендлой? Да, возможно. Вспомнив комплекцию девушки, Леви вполне мог допустить, что тетка ее не кормила. Но тогда Арета лгала блестяще, ибо Штраус не заметил ни одного признака лжи в ее движениях, мимике и обертонах речи. Да и кто такой Штраус, чтобы уличать кого-то во лжи? Никто, случайный прохожий, оказавший помощь. Это его не должно касаться. Но все равно коснулась Леви сия семейка. Захотелось спросить, сколько еще у Ареты и Вендлы в наличии родственниц женского пола с такими же внешними параметрами. Чтобы посмотреть уже весь модельный ряд годфрицианских красавиц.
- Венере требуется внимание и любовь, - сказал он после монолога Лав с вежливой заботой. – И, конечно, хороший специалист.  Не вините себя. Мы все не всегда знаем своих родных. Просто помогите Венере, как сможете. Ей нужны друзья, даже больше, чем родные. Люди, с кем она сможет быть откровенной. Разумеется, когда она будет хотя бы нормальном физическом состоянии. Сейчас важнее питание и отдых.
Эстер постукивала посудой на кухне, но наверняка слышала разговор. И не стоило ей такое знать, наверное. Впрочем, она не маленькая, как бы ни хотелось отцу считать ее вечной деткой. Вендлы она не видела, поэтому останется этот рассказ для нее просто еще одной криминальной байкой.  Вскоре дочь принесла чай и присела рядом. Штраус благодарно кивнул ей с улыбкой. За то, что она спасла отца, не заставив его краснеть перед гостьей, он был готов на любое вознаграждение для нее. Впрочем, он таки всегда был готов вознаграждать ее только за то, что она – его золотце.
- Это моя дочь – Эстер, - представил он девочку.
Штраус был несказанно удивлен, что Арета родом из Годфри и живет здесь. Вспомнилась кутерьма дорогих автомобилей возле больницы, когда Штраус выехать со стоянки не мог. А ведь они точно тогда приехали из-за Вендлы. Так много?.. «У Годфри есть какое-то двойное дно, - подумалось Штраусу. – Тайное поместье миллиардеров с причудами? Масоны какие-то, не дай Бог? Откуда тут такая красотка в дорогой одежде? Здесь ведь даже наряжаться некуда. Как и пойти, собственно. Надо побольше узнать о здешних землевладельцах. И позвонить паре друзей, пусть проверят секреты этого местечка». Может, это чудо родилось в Годфри, но сбежало и, обретя где-то солидного покровителя, получила уроки манер. А вернулась сюда уже на закате молодости. Возможно, богатой вдовой. «Мы любим богатых красивых вдовушек, мистер Штраус? – спросил сам себя Леви мысленно, и ответил. – А разве их можно не любить? А теперь прекращай думать дурное, а сиди, смотри и наслаждайся, пока дают».
Насколько Леви знал, вообще-то, тут коренные жители – только индейцы. Или темноволосая и кареглазая Лав – полукровка-индеанка? Ну, с большой натяжкой можно было по внешности так решить.  А вот по манерам этого точно не скажешь. Не морочатся индейцы великосветскими манерами – как сидеть, какой вилкой есть, какой длины и формы ногти носить и так далее. Тут Штраус снова смутился. Своей внешностью он в Годфри уже давно не занимался. Собственно, вообще не занимался с момента приезда. Леви естественным движением спрятал концы пальцев в сложенных ладонях, ибо устыдился своих ногтей, давно не видевших маникюра. Обрезал просто сам ножницами, и все, полагая, что тут всем наплевать на то, какие у него ногти. А теперь вот важно стало. Арета вдруг упомянула свой салон и пригласила в него Леви. «Заметила, - резюмировал он. – Но салон – это шанс на встречу с владелицей. Интересно, кому тут нужен салон? Или имеется в виду не красоты, а какой-то другой?».
- Мне очень не хватает здесь порой того комфорта, к которому я привык, - кивнул он, улыбнувшись гостье. – Даже не ожидал, что в Годфри есть такие изысканные дамы и салоны. С удовольствием посещу его. Благодарю вас. Я в этом действительно нуждаюсь.
Возможно, изысканной в этом городе была только Лав, а ее салон для жаждущих комфорта – всего лишь маленькая уютная покерная или бильярдная для мэра и местных крупных фермеров. Но стоит посмотреть, чем живет «второе дно» Годфри. Оказаться за одним карточным столом с шерифом – это будет не самым приятным, но, наверное, забавным. Он же тут тоже шишка. А Леви теперь тоже в каком-то смысле местный землевладелец, пусть и не самый богатый на гектары. Но и совсем уж мелким фермером его с такими угодьями уже не назовешь.
Лав выложила на стол пакет и подарочную коробку. Штраус вопросительно поднял брови, посмотрев на них, а потом снова на Лав. Когда выяснилось, что это деньги, он отрицающе взмахнул руками, желая сказать, что не возьмет их. Но Арета продолжала говорить, а даму перебивать было крайне невежливо, и Леви только испытывал неловкость. Нет, деньги он любил, и в награде за спасение человека ничего дурного не видел, но выглядеть меркантильным в глазах понравившейся дамы… ну, не стоило.
- Вы переоценили мою роль во всем этом, миссис Лав, - вздохнул Штраус, когда гостья умолкла.  – Но если от чистого сердца, то я приму вашу благодарность. Спасибо.
Кстати, хороший был прием по затыканию рта воспитанному человеку, который не станет перебивать даму. Лав говорила, не останавливаясь, ровно столько, чтобы Штраус успел помахать руками, напыхтеться, силясь благородно отказаться, и затем неизбежно расслабиться, сбросив первые эмоции. Леви вздохнул, покачав головой. Сейчас он возьмет эти деньги, и Лав, считай,  фактически откупилась от него, лишив шанса на добрые отношения в будущем. И тут Арета, давшая понять, что уже торопится, облегчила душу Леви, сказав, что рада будет еще встретиться, если ему потребуется помощь. «Да мне все время теперь будет требоваться помощь! Неотложная! С массажем!» – подумал он и чуть не рассмеялся в голос своим мыслям. Но успешно удержал на лице просто дружелюбную улыбку.
- Берегите Вендлу и себя, - сказал он Арете на прощание. – Благодарю вас. И за предложение помощи в частности. Я непременно посещу ваш салон, и буду рад увидеться вновь. До свидания.
Гостья поблагодарила Эстер за чай, и продемонстрировала удивительно теплую улыбку. Как будто сняла светскую маску и улыбнулась искренне. «Она любит детей, - подумал Штраус. – Не дал Бог своих? Да, прочитать человека, который безукоризненно ведет себя «по правилам» довольно сложно за одну краткую встречу. Что ж, поищем других встреч». Но не сейчас, так как в гостях дочь. Бриллиант укатился наружу, в снежный вечер. Перед ним снова забегал услужливый водитель. Леви, стоя у открытой двери, улыбнулся и поднял руку на прощание. Но уже не увидел реакции Лав за наглухо тонированными стеклами.
Когда «Ниссан» отъехал, он закрыл дверь и вернулся к столу. Эстер стояла рядом с ним с чайником в руках – она убирала посуду, но замерла, глядя на принесенные Аретой вещи. Штраус распаковал пакет и обнаружил в нем десять тысяч долларов, а в футляре - недорогой «Паркер». «Вдовушка не так богата, как выглядит? - подумал Штраус. – Умаляет ли это ее ценность в моих глазах? Нет. Это умаляет ее шансы на сопротивление».  Карточку салона он положил в футляр ручки, чтобы воспользоваться им потом, когда отвезет домой Эстер. Ведь сейчас он намерен был полностью все свое время и посвящать только ей. Подумал, что Годфри таит невероятное количество сюрпризов – волшебное перо, другие странные вещи, мадам на миллион долларов на вид, но со скромными дарами, индейский шаман с кучей своих тайн и прелестей в друзьях. «Не устаю удивляться этому местечку, казавшемуся таким обычным, унылым и бесхитростным. Похоже, меня ждут еще открытия», -  решил Штраус. 
Подошла Эстер и заговорила об услышанном ею во время визита гостьи.
- Боюсь, детка, у безумцев не бывает нормальных детей. Родственники второй линии и дальше – да. А вот дети – нет. У психов всегда и дети психи. К сожалению, это медицинский факт. Даже если этого не видно с первого взгляда, и кого-то из них не держат в клиниках. Психические расстройства – это не всегда врожденные проблемы, но обязательно обретутся после длительного проживания рядом с ненормальными и жестокими людьми. А психи, в массе своей, всегда жестоки к близким, потому что их никто не интересует, кроме них самих. Девушке, которую я нашел и привез в больницу, конечно, не позавидуешь. И ей, безусловно, повезло с тетей.
«Что еще не факт», - подумалось тут же.
- И я не скромный, - продолжил Леви. - Просто не думал о той истории, и не считал свои действия особенно важными. Я же врач, Эстер, и общую медицину изучал, и в скорой помощи студенческую практику проходил. Поэтому, даже если я лечу людям мозги, не вынимая их из черепа, то это не значит, что я не умею оказывать первую помощь при травмах. Может, я даже побольше парамедиков знаю, что и в каких случаях надо делать, так как мои пациенты всегда были большими затейниками по части получения разного рода травм. Твой приезд – такое яркое событие в моей жизни, что я вообще обо всем ином забыл.
Приврал, конечно, немного. Думал он об этой истории, и много думал. Но дочери все это точно не касается. Леви обнял Эстер и проникновенно произнес.
- Моей благодарности нет предела, детка. Ты спасла папино лицо сегодня, сделав одним чаем то, что порой не могут сделать армия пластических хирургов и адвокатов. Цены тебе нет, мое сокровище. Проси, чего хочешь.
А пока сокровище думало, Штраус покосился на ее булочку.
- От сдобы полнеют, - заметил он, и сразу заговорщицки спросил. – Еще есть? Папе нужно немного потолстеть, я чувствую внутреннюю потребность в этом. Предлагаю сегодня после долгого похода по магазинам, заняться покупками. И поиграем во что-нибудь. А завтра повезу тебя в лес, к священному индейскому озеру. Уверяю тебя, ты такого никогда не видела. Мой друг, индейский  шаман, мне его показал. А когда вернемся, купим по паре коньков и сходим на местный каток. Или сперва купим коньки, а потом в лес. Но сейчас, я и шагу больше не могу ступить, силы оставили меня,  у меня муки голода. Поможет только булочка. А лучше целый ужин. Может, поучишь меня готовить? Включим на кухне что-нибудь душещипательное. Например, трэш. И устроим большой угар. В морозилке курица для этого есть.

- Слава Всевышнему, хоть кто-то чтит такие старые традиции, - засмеявшись, сказал Леви при упоминании дочерью чая с мятой в связи с евреями. – Знаешь, мой отец, твой дедушка, рассказывал мне в детстве о том, что его родители (то есть, твои прабабушка и прадедушка), приехавшие из Европы, любили пить чай с травяными отварами. И у них были целые ритуалы, связанные с ним.  Они умерли до того, как я осознал себя в этом мире, не знал их и не помню. И уже мои родители, и я сам  предпочитали кофе из горячих напитков. Однако мы всегда помнили, что наши предки любили чай. Я рад, что и ты это помнишь. Когда я был еще пацаном, отец не раз пел мне старую еврейскую песню из своего детства о том, как «Царь пьет чай». Она была на идише, который я почти не понимаю и не знаю, поэтому отцу приходилось переводить мне содержание на английский. Но на слух я ее запомнил, и даже пару раз аккомпанировал отцу, когда он желал ее исполнить дома. Идиш сейчас – это уже мертвый язык, как латынь, древнегреческий или санскрит. Идишем пользуются  США только немногочисленные глубокие старики и хранители фольклора, но еще в прошлом веке на нем говорили все евреи в Европе, и эмигрировавшие в Америку тоже. После появления Израиля и перехода на иврит, идиш начал умирать. А звучала та песня очень забавно, хотя местами я чуть язык не ломал, пытаясь произносить слова в оригинале. Попробую тебе ее спеть в вольном переводе на английский, но помню только небольшой фрагмент.
Леви собрался с мыслями, вспоминая мелодию и слова, а потом запел, комично размахивая руками:

Берут буханку сахара
И сверлят в ней дыру,
И льют в нее горячую
кристальную воду,
И золотою ложечкой
мешают в той дыре…
Всю ночь мешают ложечкой,
Чтоб царский чай на блюдечке
Был утром на столе.
От а зой, от а зой
Тринкт а кэйсэр тэй*

Закончив, Леви смешно развел руками и присел, как обычно делают клезмеры в народных танцах. – Прости, певец из меня никакой, - посмеялся он. – Надеюсь, я не нанес тебе своим вокалом непоправимой психологической травмы.
Слушая рассуждения дочери о том, что она хочет попросить у него, Штраус посмеивался. Не отказывается – значит, умеет брать свое. Интересно, что она ему заявит?  Но сам мучительный процесс выбора уже отражался на лице Эстер. Штраус и так бы купил или отдал дочери все, что смог бы, но когда предложение награды было сделано именно в такой форме, это заставило эстер помучиться. Леви тем временем охотно участвовал в приготовлении ужина. Пусть и без трэша, который, собственно, и не любил.
- Да, ты права. Главное – не причинять своими тараканами в голове ущерба окружающим, - согласился он с рассуждениями о расстройствах личности. – Но порой мне и моим коллегам приходится спасать людей от них самих, даже если они безобидны для окружающих. Болезнь разума одного человека, сгорающего внутри себя, сжигающего себя молча в своем бреде, это тоже большая трагедия. Может, даже бОльшая для конкретной личности, нежели физические увечья.  А порой условно нормальные люди свою внутреннюю боль и психическую ущербность переносят на окружающих, от этого и случаются «помои в лицо». Зло передается по кругу, как и добро. Слабые люди стараются избавиться от своего зла, слив его на собрата или в интернет. Потому что у них не хватает мужества его нести или изжить в себе. Это стоит понимать, когда тебя кто-то пытается оскорбить. Иногда злопыхателей впору пожалеть. И забыть, потому что они сами себя разрушают. И не дать позволить себе уже кому-то передать полученный заряд зла. Вот так вот.
Пока возились с едой, Штраус подкрепился булкой и салатом. Курица отправилась в духовку, а дочь призвала к распаковке покупок. Леви занялся ковром и раздвинул мебель у камина,  чтобы положить его. И, кстати, на полу он смотрелся куда лучше, чем в магазине. Надо отдать Эстер должное, она удачно выбрала эту покупку, безусловно, оживившую интерьер почти пустой гостиной. Затем Штраус принес молоток и гвозди, принявшись развешивать картины и фоторамки там, куда тыкала пальцем дочь. Он не видел ценности в фотографиях на стене. Куда логичней было бы поместить в эти рамки дипломы и сертификаты. Или фото с охоты, на худой конец. В общем, не стал бы Леви вообще покупать каких-то рамок, а картину, если б и захотел, то предпочел бы подороже, и кисти престижного художника. С другой стороны, во временном охотничьем доме лучше и не иметь ничего ценного, чтобы воры не интересовались.  Ну и главным фактором была, конечно, инициатива Эстер, ее рука в обустройстве дома. Все эти безделушки – рамки, вазы, картины – будут наполнены особенным смыслом и теплом для хозяина дома.  И ничего, что он два пальца себе молотком отбил, пока развешивались покупки. Все равно на душе у него было светло. Ведь все было хорошо в его жизни, несмотря на недавнюю потерю матери, самого близкого ему человека. Сейчас рядом  с ним другой самый близкий человек, для которого Штраус – старший.
Вычурный фотоальбом позабавил Штрауса, открыв ему, что девочка его романтична, несмотря на внешнюю прагматичность и серьезность. Она так его держала и рассматривала, что выдала себя с головой. «Ну, конечно, она же моя принцесса», - с умилением подумал Леви. А потом удивился тому,  что Эстер в 15 лет не умеет кататься на коньках.
- В Хьюстоне нет катков? Или у тебя не было времени на их посещение? – поинтересовался он и ободряюще улыбнулся. – Мы исправим положение. Готовьтесь к синякам и шишкам, мисс Штраус. Они – неизменные спутники всех начинающих конькобежцев. Не переживай, личный доктор всегда  рядом. И пока ты тут, будем ходить на каток в любой день. Уровня чемпиона не обещаю, но уверенно стоять на льду сможешь, если не будешь лениться
А сам подумал о том, что кататься на коньках научился только потому, что этим была увлечена одна из его пассий в бытность доктора в Массачусетсе. Она и научила Штрауса сносно кататься. Не как спортсмена, а просто для походов на общественный каток вместе, чтобы двигаться, взявшись за руки,  в общей массе, как мусульмане в Мекке вокруг Каабы. И после расставания с девушкой Леви иногда сам ходил туда под настроение. А вот в Лос-Анджелесе даже не думал об этом, хотя искусственные ледовые залы там есть. После долгих лет без практики как бы самому перед чадом смешно не выглядеть.
Покупки заняли свои места в доме, Штраусы принялись собирать упаковки в мусорные пакеты. И тогда Эстер огласила свое желание. Леви погрустнел.
- С тобой никто не говорил об этом дома? – спросил он. – О татуировках. Значит, я поговорю. Присядь, расскажу тебе свою историю.
Штраус усадил Эстер на диван в гостиной, сам сел напротив, вздохнул невесело.
- Нельзя нам татуировки, Эстер. Ты – верующая девушка, а в Торе прямым текстом написано, что нельзя делать наколотых надписей на теле, и это – прямой запрет Всевышнего. Рисунков тоже нельзя. Любое изображение на теле, связанное с надрезами и заполнением их краской запрещено евреям. Кстати, христианам в их Библии тоже запрещены наколки, ведь в основе их Ветхого Завета тоже лежит Тора. Примерно в таком же возрасте, как ты, я  тоже хотел сделать татуировку. И тогда имел разговор с матерью на эту тему. Еврейкам, кстати,  даже перманентный макияж запрещен. Это называется «запрет ктовет каака» - запрет наколотой надписи. На некоторых частных еврейских кладбищах даже запрещено хоронить евреев с татуировками. Наколки – это древний обычай идолопоклонников, знак принадлежности своему идолу, символ рабства. Так хозяин клеймит свой скот, чтобы не путать его с чужим. И как любой обычай идолопоклонников, он неприемлем для еврея. Это оскорбление Всевышнего, давшего нам тела, подобные его собственному, как говорится в Торе. Мы не рабы Бога, мы его союзники, мы его творения, дети, можно сказать. И единственным знаком нашего союза с Ним официально является брит-мила. Другие знаки обесценивают этот символ связи с Богом. Тебе, как женщине, вообще не нужно никаких знаков, оскорбляющих Всевышнего. Даже если это какая-то фраза из Торы или религиозное изображение. Мидраш говорит, что наш праотец Авраам «определял» заповеди, вдумываясь в строение своего тела. Как написано в книге Йов: «И в плоти своей вижу Бога». Строение человеческого тела продумано Творцом до мельчайших деталей и позволяет человеку выполнять свое предназначение с максимальной эффективностью. Любое внешнее вмешательство, даже с целью «усовершенствовать», в сущности, является нарушением уникального Божественного плана. Это не мои слова, и не слова моей матери, это – мнения ришоним и ахароним, галахических мудрецов разных времен. Нужно ли тебе огорчать Всевышнего и своих близких, заведя картинку на теле, которая может тебе сто раз разонравиться потом? Да, тату можно свести, но греха его нанесения уже не отменишь. Это тебе любой раввин скажет. Хочешь ли ты носить на себе клеймо, изначально придуманное людьми как рабское, будучи свободным человеком и творением Господа?
Леви говорил все это мягко, спокойно, с расстановкой, чтобы дочь лучше его услышала и поняла. Он надеялся, что набожность девочки удержит ее от неразумного поступка. Сам он тоже когда-то слушал свою мать ошарашенно. И нашел позже в Ваикре - третьей книге Хумаша-Пятикнижия – этот абзац. Несмотря на то, что семья Штраусов была все же светской, Штраус не рискнул пойти против родителей, на поводу у своего желания заиметь рисунок на теле, понимая последствия.
- Знаешь, почему во время второй мировой войны в фашистских концлагерях немцы делали узникам наколки с номерами? – продолжил Леви после небольшой паузы. - Не только для того, чтобы им не надо было документов с собой носить. В тюрьмах тоже каждому заключенному дают номер, и преступник просто его запоминает. А фашисты делали именно наколки, потому что знали, что это запрещено Торой и Библией. И желали дополнительно унизить евреев, осквернив их тела перед Богом, прежде чем убить.  Понимаешь? Многим нашим с тобой родственникам  не повезло успеть выбраться из Европы в те годы. Мои дедушка с бабушкой успели, поэтому есть я, и  есть ты. А остальные родные нам по крови предки остались там, и умерли с оскорбительными наколками. А некоторые евреи, кто выжил в концлагерях, носили эти позорные знаки до конца своих дней. И какими бы мужественными и светлыми людьми они ни были, их тела были осквернены фашистами в глазах Бога. Навсегда. Я хочу, чтобы ты это понимала. Ты свободна в своем выборе, ты не рабыня. И есть много евреев, которые делают себе татуировки. Но они делают их от незнания своих истоков, либо просто не очень умные люди. Даже если кто-то особо и не верит в Бога, но является евреем, ему все равно не следует нарушать Тору, где есть прямой запрет на наколки. Потому что в глазах собратьев он навсегда станет оскверненным, рабом своей прихоти, печалью еврейства. Я не хочу ничего запрещать тебе, но не хотел бы, чтобы бы ты именно это выбрала в качестве награды, обещанной мной. Потому что тогда ты и меня заставишь участвовать в этом, потому что дал слово выполнить твою просьбу. И очень огорчишь маму. Может, выберешь что-то другое?   
Помолчав пару секунд, решил смягчить разрушение надежд дочери.
- Но Тора не запрещает рисунки на коже, не требующие надрезов – хной или современными стойкими красителями, которые используют для росписи тел. Евреи в Йемене, например, до сих пор на свадьбу покрывают краской и узорами свои руки и ноги. И Тора этого не запрещает. Однако правила скромности из той же Торы рекомендуют евреям не привлекать к себе излишнего внимания, и, следовательно, не стоит делать никаких рисунков на видных частях тела. Шрамирование и нанесение изображений каленым железом я даже вот обсуждать не хочу. Я – врач, и точно в таком деле - не участник. Хотя Тора этого тоже не запрещает. Давай поищем иные способы для самовыражения. Я даже переживу, если ты покрасишь волосы в сине-зелено-малиновый. Не обрадуюсь, наверное, но переживу. Самовыразиться можно и в одежде, и в каких-то необычных гаджетах, нестандартных занятиях, поездках в места, где другие не бывают. Много в  чем. Давай придумаем, как сделать Эстер Штраус великолепной и уникальной, хотя ты и так великолепная и уникальная для меня. Хочешь в кино сняться? Я устрою. Эпизодическую роль в сериале – запросто организую.

----------------------------------------------
* -  Вот так, вот так, царь пьет чай (пер. с идиша)

Эстер заявила, что этот город идет Леви на пользу, и он ожил. «Я что, был до этого настолько унылым в глазах дочери, что простая смешная песенка изменила меня в них? – подумал он. – Может, и  вправду, дело в Годфри? Или, скорее, в отпуске, в котором не надо носить пиджак и ежедневные социальные маски. Впрочем, маски все равно ношу. Никуда от них не деться».
Леви был очень рад, что Эстер вняла его словам, поняла все и отказалась от своей затеи с татуировкой.  Он с улыбкой благодарно кивнул дочери, после чего та сорвалась с места и кинулась вынимать курицу. А Штраус в этот момент подумал о том, что уже избаловался, и даже не отреагировал на запахи из кухни. Тут еще пару дней назад не пахло ничем, кроме только что завершенной стройки. То есть, свежим деревом, лаком и краской.  А теперь у него вполне обжитое убежище, в котором отлично пахнет домом. Поднявшись с дивана, Штраус прошел на кухню и начал доставать посуду для праздничного ужина, наблюдая попутно за манипуляциями Эстер с курицей.
- Какая она у нас смуглая получилась, - заметил он. – Но уверен, что лучшей компании за столом и не придумаешь. Впрочем, любой курице я предпочел бы дичь. Но пока с охотой здесь у меня не заладилось. Еще не ходил на нее.
Когда общими усилиями стол был накрыт, Штраусы подошли к окну у входной двери, прочитали положенные на этот день молитвы и гимны (Эстер, как и вчера, по памяти, а Леви по бумажке), после чего торжественно были зажжены три ханукальные свечи в меноре. Дочь с отцом отправились за стол и приступили к трапезе.
- Я сейчас проглочу язык, и мне придется после этого разговаривать только жестами. А так как я языка жестов не знаю, то сложности в коммуникации неизбежны. Как мне жестами рассказать пациенту о том, что у него шизофрения, и ему требуется надо принимать циклодол или ноолепт? Ты знаешь, как показать жестами «ноолепт»? А «шизофрению»? - сказал Леви дочери. – У вас золотые руки, мисс Штраус. Ваш отец снова обожрется до состояния взбитой подушки от вкусноты такой. Тебе не жалко папу, который перестанет в двери пролезать? Съем-ка я еще пару ломтиков. Нет, троечку. А если серьезно, то спасибо, детка, этот праздник души и тела я всегда буду помнить. Я рад, что ты со мной. Очень рад. И не только потому, что ты меня кормишь.
Штраус боялся, что Эстер спросит про «волшебные вещи», попросит снова с ними «поиграть». Поэтому старался побольше шутить и говорить, отвлекая ее. Его восхитило перо, но и пугало. И сейчас делать новые открытия с остальными «безделушками» Леви был не готов. Поэтому он во время ужина предложил поиграть в «крокодила» и в «Монополию». И обещал разгромить дочь в пух и прах своей бизнес-хваткой. Но в «крокодиле» дело не задалось. Эстер сходу разгадывала фильмы, которые ей пытался показать жестами Штраус, а вот он далеко не все смог у нее  угадать. Некоторые недавно вышедшие фильмы просто не смотрел (некогда и не с кем по кинотеатрам ходить, когда работаешь, оформляешь развод, а потом еще и мать хоронишь), а те, что точно видел, не узнавал «в исполнении» дочери. Поэтому спустя час игра угасла, но определенный заряд веселья все же подарила Штраусам. Если б кто-то из коллег Леви увидела, как он тут кривляется, то не поняли бы его. Потому что серьезный человек должен быть серьезным и солидным всегда. Но Леви понял, что не город пошел ему на пользу, а приезд Эстер. А, может, сработали сразу оба фактора. Он был по-настоящему счастлив в эту Хануку.
Дошла очередь и до «Монополии», но и тут удача была на стороне Эстер. Через два часа Леви проигрался в пух и прах, и задания ему доставались самые глупые или дорогие.
- Ты пустила отца по миру, - в шутливом гневе потрясал руками Леви, хватаясь за голову. - Ни одной фишки на старость, какой ужас! Что скажут соседи? Куда смотрит полиция? Почему этой маленькой акуле бизнеса, скупившей все отели и казино прямо под носом у папы, еще разрешают выходить на улицу без наручников? Почему она бросает кости так, что в Вегасе от зависти скопом  застрелились бы все игроки в крэпс? О, позор на мои седины, я продул дочери в «Монополию», на которой вырос! Ой вей, как дальше жить?! А ты слыхала о том, что Бог велел делиться?

Леви заметил, что Эстер говорила о появлении на свет брата или сестры с некоей отстраненностью. Он хотел как-то спросить у нее про отношения с младшим братом, но что-то забыл. А сейчас увидел, что появление нового члена в семье Рубинштейнов его дочь не особенно радует. Он понял, в чем дело, и не был удивлен. Наверное, после рождения младшего брата Якоба, Эстер прошла период ревности, когда ей внимания стали уделять значительно меньше. Возможно, и  хлопот добавили, привлекая к уходу за ребенком. В общем, Штраус увидел, что грядущее пополнение заставляет девочку уже сейчас чувствовать себя одинокой и брошенной.  Надо поговорить с Рэйчел аккуратненько, напомнив, что  стоит более чуткой быть к дочери в подростковом возрасте, когда многие обыденные явления воспринимаются особенно остро. И с Эстер надо бы поговорить.
- Делиться – это правильно, - заметил он уже без тени шутки, но с улыбкой. -  Потому что все в этой жизни возвращается  - и хорошее, и плохое. Делись, чтобы делились с тобой. Ребенок в доме – это и радость, и испытание. Для всех в семье. И большая семья – это хорошо, на самом деле.
«Наверное», - мысленно закончил он, ибо мог судить об этом сугубо теоритически. Не было у него большой семьи. Время для ее заведения еще есть, не старик, но пусть сперва улягутся развод и траур. Леви хотел уже присесть дочери на уши с психотерапевтической беседой о любви к сводным братьям и сестрам, но заметил, что Эстер не настроена на разговор. Она сказалась усталой и отправилась наверх. Леви не стал ее держать, решив перенести беседу на другое время. Но сам факт проявленной холодности и бегство от разговора подтверждали, что его дочь без особой радости относится к появлению младенцев в доме. И она уже сейчас говорит о том, что у нее будет больше времени, потому что будет желать убежать из дома. Что ж, пусть лучше к отцу, чем куда-либо еще.
Когда Эстер ушла, Штраус подумал о своих «волшебных вещах». Его тянуло проверить остальные. Но он откровенно побаивался заниматься ими, пока здесь дочь. Кто его знает, чего можно ожидать от них. Поэтому Леви тоже отправился спать, пока не передумал. Тем более, что завтра предстоял насыщенный день.
А наутро его снова ждал прекрасный простой завтрак и его принцесса, которая творила омлет и улыбалась, думая о чем-то своем. «Что еще человеку надо? – подумал Штраус. – Завтрак готовится, дочь улыбается. Я – счастливый человек».
- Спасибо, детка, - Леви обнял одной рукой Эстер и поцеловал в лоб, после чего уселся за стол. – Ты делаешь каждый мой день праздником с самого утра.
Во время завтрака обсудили детальней планы на сегодня. Хоть это были и развлечения, но они все равно требовали планирования, пусть и минимального. Леви посмеивался над тем, с каким воодушевлением Эстер ждала похода на каток. Чай вместо кофе был непривычен для Штрауса, и не особенно по вкусу, если честно. Но он не стал расстраивать дочь, и вспомнил, что танина и кофеина в чае немногим меньше, чем в кофе, и гораздо больше, чем в растворимом кофе. Так что химически он почти ничего не терял. Но проявлял уважение к старинным традициям семьи.
- Я в парке не был, но несколько раз проезжал мимо него. Видел там каток, елку и скромную рождественскую иллюминацию.  Выглядит очень мило, хоть и далеко не так шикарно, как праздничная иллюминация в крупных городах. Но в этом даже есть своя прелесть. Людей я там вообще не видел. Может, весь каток будет только наш. Дело за коньками.
Эстер на удивление быстро собралась в магазин, буквально за считанные минуты. Ей пришлось даже ждать Леви возле дверей, хотя он обычно немного времени тратил на подготовку к выходу из дома. Особенно в Годфри, где не надо было вообще думать, как ты выглядишь. Но он намеревался свозить дочь на Небесное  озеро до катка, а это поездка на несколько часов. Поэтому он потратил время еще на сбор сумки, куда кинул пустой термос и контейнеры для еды, которую намеревался купить в кафе.   Вскоре Штраусы уже ехали в магазинчик спортивных товаров. Леви не рассчитывал, что там найдутся приличные коньки, но ему подойдут любые, да и Эстер для начала вполне хватит чего-то простенького.
В магазине Штраус не без любопытства наблюдал сцену между юношей-консультантом и Эстер. Вмешиваться не стал, но отметил, что для «годфрицианца» пацан довольно шустро принялся обслуживать клиентку. Леви определенно показалось, что другим покупателям этот парень не оказывал столько внимания  и заботы. И Эстер раскраснелась от внимания мальчишки. «А ведь это хорошо, - подумал Штраус. -  Девочка получила удар по самолюбию от идиота в Хьюстоне, а повышенное внимание консультанта ей льстит. Пусть льстит, пусть поднимается самооценка». В данном случае он видел этом пацане лекарство для Эстер. Развития романа он не допустит, и будущего у таких отношений нет, но сейчас реверансы консультанта вокруг клиентки только на пользу пойдут. Леви стоял в сторонке, с полуулыбкой наблюдая за «парочкой». Пацан повернул голову и посмотрел на него, сказав, что Эстер нужно будет кому-то держать за руку на катке. «Только не ты», - подумал Штраус и улыбнулся ему шире. Но той многообещающей улыбкой, которая одновременно таила и скрытую угрозу, и подтверждала его права на покровительство юной блондинки. Прыткий щегол должен был понять его взгляд, если мужик. Консультант сразу смылся, побежав за защитой и новыми коньками. «А ведь ты ревнуешь дочь к этому мальчишке, - подумал Леви про себя, но сам же себя поправил. – Не ревную, а защищаю».
- Укрепленная лодыжка – это правильно, - сказал Леви Эстер, подойдя к ней. – Я не особенно разбираюсь в коньках, если честно. Будем надеяться, что нам обоим посоветуют что-то дельное.
Вернулся консультант с новыми коробками и Штраус обратился к нему.
- Мне тоже нужны будут коньки. Мы собираемся кататься вдвоем, и я обязательно буду держать ее за руку. Я – отец этой юной леди. Подберите мне  хоккейные коньки, универсальные, с крепкими стаканами, на клипсах,  11-й размер, пожалуйста, - Штраус сопроводил свой заказ предельно вежливой улыбкой. – Мне защита не нужна. А вот юной леди пригодится.
После чего сделал жест Эстер сесть на кушетку для примерки, а сам занял место рядом на другой, такой же. Парень шуршал, обложив пол вокруг Эстер коробками, помогал ее примерять то олни, то другие. Попутно рассказывал Эстер о достоинствах коньков, давая и совету новичку. Кое-какие из них и Штраус взял на заметку, и даже мысленно поблагодарил мальчишку за дельные подсказки. А глаза цепко следили, как руки консультанта  касаются ног его дочери. Но вольностей щегол себе не позволял, понимая, что находится под строгим оком родителя. Ну, хорошо, что на это его понятий о дозволенном и не дозволенном хватает. Штраусу он тоже расторопно принес несколько пар ботинок с лезвиями, и Леви примерил их. Выбрал одну, продолжая контролировать ситуацию. Пару раз ему показалось, что парень переходит грань, но тот сразу сам это чувствовал, судя по всему. И тут же возвращался к обычному процессу  обслуживания клиента.
Наконец, две пары коньков, щитки и необходимые смазки для ухода за лезвиями были приобретены. Штраус расплатился, поблагодарив консультанта. После чего обнял дочь за плечи, и так вышел с ней из магазина.  Пакеты с покупками отправились в  багажник, а Леви объявил поездку на озеро, перед которой предложил  заехать в кафе, чтобы купить напитков и еды. Бросил взгляд на магазин, повернувшись, и наткнулся на взгляд прилипшего к стеклу продавца. «Побереги глаза», - мысленно посоветовал он консультанту. Тот, как будто услышал его, отошел от окна и исчез в глубине магазина. Леви забрался в машину.
- Здесь вполне приличный фастфуд, - сказал он Эстер, ведя машину по городу. – А ехать нам больше часа туда и столько же обратно. Но лес по пути - сказочной красоты. Ты не пожалеешь об этой поездке.
Заехав в кафе, Леви купил сэндвичи и черничного пирога, попросил наполнить термос кофе, прихватил воду и прохладительные напитки из холодильника. И затем уже направил машину на выезд из города. Так как ездил к озеру в прошлый раз на заднем сиденье, ночью и пьяным, то воспользовался навигатором. Круглое озеро хорошо было видно на карте. Но сигнал сотовой связи пропал уже через полчаса. Однако радио ловило нормально, и дорогу скрашивала музыка местной станции. Штраус сделал себе зарубку в памяти о том, что нужно купить автомобильную радиостанцию, чтобы в лесу не оставаться без связи. Потом Леви чуть не заблудился, поколесив петлями по лесу в поисках пути под девственной и толстой пеленой снега. К тому же переоценил его состояние. Дорогу завалило снегом, и никто ее не чистил тут давно. Несколько раз джип конкретно буксовал, но выбирался. «Надо было спросить сперва у Хулио, можно ли проехать и как. Или его самого посадить за руль», - подумал Штраус с досадой. Еще не хватало ему превратить увеселительную поездку в проблему.
- Не переживай, доедем, - успокаивающе и ободряюще улыбался он Эстер, но сам уже начал откровенно побаиваться, что придется возвращаться несолоно хлебавши.
Обратно вернуться – не проблема, след за джипом тянулся глубокий и хорошо заметный. Но Штраус не любил отступать. И очень хотел показать дочери священные места индейцев с аномальной рекой. По радио началась развлекательная викторина для слушателей, и Леви с Эстер принялись отгадывать ответы на вопросы. Это подняло настроение и убило время в пути. А когда Штраус уже «прицепился» к заметной просеке, где шла грунтовка, настроение  у него совсем поднялось. Путь в результате занял не час, а два с лишним, но ясный день был в разгаре, когда джип выехал на берег озера. Льда на нем не было, только у берега образовалась неровная кромка. Это было удивительно, так как течения в озере сильного не заметно, морозец постоянно имел место в последние дни. Озеро должно было замерзнуть. Но нет, оно вяло катало свои темные воды в ожерелье заснеженных холмов, покрытых смешанным лесом. И здесь царила та самая удивительная красота, что поразила в прошлый раз Леви. У него и сейчас дух захватило от вида, когда он вывел Эстер на его берег.
- Ты посмотри, как здесь великолепно, - взмахнул рукой Штраус, указывая на раскинувшийся живописный ландшафт. – Мой сосед – индеец мдевакантон, настоящий шаман, рассказывал, что вон ту большую гору называют Медвежьей Кручей, и она окружена восемью холмами. И на вершине этой горы никогда не бывает хорошей погоды, она всегда затянута тучами.  Потому что священная, и там живут духи шаманов. Индейцы совершают паломничество летом, предпринимая ритуальный поход по всем холмам к вершине горы. Это озеро они называют Небесным, и с ним связана очень красивая и мрачная легенда. Якобы в давние времена, задолго до появления здесь белых людей, воевали тут местные индейцы с пришедшими издалека врагами, защищая свою землю. И когда пришельцы почти победили, а воины-защитники собрались дать им последний бой и погибнуть, воззвали шаманы к духам и попросили о помощи. А те послали с небес огненный шар, который рухнул на землю, уничтожив завоевателей. Земля ходила ходуном, и лес вокруг сгорел, и осталась огромная воронка, которая заполнилась водой. И стала вот этим озером. Поэтому оно зовется Небесным. А духи погибших вражеских воинов были скованы ледяными оковами,  и заточены навеки на дне озера. Поэтому вода тут всегда ледяная, но… почему-то не замерзает.
Леви рассмеялся, разведя руками.
- Я полагаю, что легенда родилась просто из-за падения метеорита в давние времена, - продолжил он. - Но индейцы считают иначе.  И говорят, что купание в озере смывает все болезни и грехи. Я купался, кстати, вместе с шаманом. Не заметил, чтобы грехи смылись, но вода тут и вправду жутко холодная. А на горе есть еще священная пещера, но я тебя туда не поведу, просто дороги не помню. И путь туда слишком далекий. Меня водили двое моих друзей-индейцев, мы не один час шли. Но было любопытно. Никаких духов шаманов я там не видел, но пещера интересна тем, что в ней много наскальных рисунков. И очень красивый вид оттуда открывается. Собственно и все. Но я покажу тебе здесь еще кое-что интересное. Садись в машину, тут рядом.
Штраусы сели в джип и проехали еще метров восемьсот вверх по склону холма, остановившись возле участка горной реки, впадающей в озеро. Леви помнил, что это за место, выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз.
- Пошли, увидишь небывалое, - подмигнул он Эстер, и повел ее к реке. – Смотри внимательно.
Отломив ветку от сухого дерева, Штраус пару кусочков бросил на воду перед Эстер. И она увидела, как, вопреки всем законам гравитации, деревяшки поплыли вверх к холму, откуда текла река. И тогда только становилось заметно, что река течет вспять.
- Видела? – таинственно улыбнулся Штраус, ожидая удивления Эстер. – Здесь гравитационная аномалия. И если сейчас машину снять с тормоза, то она поедет сама вверх по склону холма. Я покажу. Вот такие тут чудеса в Годфри.

- Ответ наверняка есть, - кивнул Леви. – Но пока где-то за гранью официальной науки. Тут можно шикарный туристический аттракцион устроить с этой рекой и озером. Но, думаю, индейцев не обрадует нашествие зевак на их священные земли. Так что, считай, мы одни из немногих белых, кто посвящен в тайны этих мест. Может, в Годфри знают, но точно не в Хьюстоне или Лос-Анджелесе.
Эстер принялась фотографировать все и вся. И тут было, что запечатлеть. Любой вид можно было сразу вставлять в рамку и вешать на стену. «Вот, кстати, и использую новые рамки для этого», подумал Штраус.
- С тебя фото, - сказал он дочери.
И сам сделал несколько снимков на телефон, следуя примеру Эстер. Она принялась торопить Леви на каток. Видно, научиться кататься ей хотелось больше, чем наслаждаться красотами природы. Но ведь вытерпела поездку сюда, хотя та была довольно  долгой.
- Не волнуйся, успеем, - ответил Штраус на опасения дочери. – Полагаю, на общественном катке в городском парке нет никакого расписания. А мы никуда не торопимся, будучи в отпуске и на каникулах. А насчет фото у озера не беспокойся, я остановлю, сделаешь несколько снимков. Нам все равно возвращаться мимо него. Давай я тебе покажу уже всю программу, раз уж мы приехали за ней в такую даль по лесам и снегам. Будет потом, что вспомнить и друзьям показать.
После этого Штраус продемонстрировал Эстер, как его машина, снятая с тормоза и с выключенным двигателем, медленно сама собой поехала в гору по склону, повинуясь все той же странной местной аномалии. И видео записал на телефон. Несмотря на снежные завалы вокруг, автомобиль даже скорость начал набирать, и Леви пришлось в него на ходу заскакивать, чтобы не «сбежала» в какую-нибудь яму. Вернув контроль над джипом, Штраус подогнал его снова к реке, где стояла дочь. Подобрав ее, отправил машину в обратный путь, остановившись еще ненадолго у Небесного озера, чтобы Эстер могла сделать снимки. Сам "щелкнул" несколько раз свою ледяную купель, хотя "на память" ему фото точно не были нужны. Он и так навеки запомнил то купание. Но красота вокруг была воистину волшебной, стоило сохранить.
Эстер все больше проявляла нетерпение, и Леви даже забеспокоился, не понимая причины такой поспешности. Приятная прогулка, сказочный лес, до сумерек - еще пара часов. Куда торопиться? Каток не убежит из парка. Появившаяся мысль о том, что Эстер могла тихо в магазине о чем-то договориться с пацаном-продавцом, оказалась неприятной. Штраус очень не хотел, чтобы этот малец снова появился рядом с Эстер. Насыпал девчонке комплиментов - это спасибо ему, конечно. Вон она как оживилась. Но лучше бы этому коньковому щеглу не искать больше встречи с ней. Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Несмотря на всю обходительность парня в магазине, он не пара для мисс Штраус, даже в рамках временного романа.
Ведя машину в город, и слушая музыку на местной радиостанции, Леви вспомнил, что сам в школьные годы не всегда ставил в известность родителей о своих подружках. И далеко не всех приводил домой, зная, что это закончится назиданиями о шиксах. Как будто он жениться на каждой собирался. Такими лекциями его мать изводила неоднократно, пока до Леви не дошло, что не во все нужно посвящать родителей. И при таком раскладе, сейчас уже будучи отцом очаровательной юной девушки, Штраус все же предпочел бы роман на его глазах, нежели где-то втихаря. Но лучше все равно не с этим пацаном.
Солнце уже село, когда Штраусы вернулись домой. На город начали опускаться сумерки. Купленная еда так и не была востребована в поездке, в дороге только воду и кофе пили. Леви настоял на легком перекусе, хотя Эстер уже рвалась в парк.
- И время зажигать ханукию, - напомнил он. - Давай-ка это сделаем.
Ритуал получился немного скомканным сегодня, но завершился традиционными объятиями и поздравлениями. Пока поели и переоделись для катка, за окнами стало совсем темно. Ну и хорошо, рождественская иллюминация в парке будет эффектней смотреться. Подхватив новые коньки, и напомнив дочери о необходимости взять защиту для коленей и локтей, Штраус погасил свечи перед выходом (еще не хватало пожар устроить в доме, пока хозяев не будет) и намотал на шею дареный Эстер шарф.
- Вперед! - провозгласил он, открывая входную дверь. - Да здравствуют синяки и шишки на пути к самосовершенствованию! Постараемся поаккуратней, но, боюсь, забавной пятнистости не избежать. Возможно, и мне тоже.
Штраусы сели в машину и отправились в городской парк. Ехать было минут десять, из которых пять ушло на поиск парковки. Так что Леви и Эстер быстро оказались на месте. Сквозь черные голые ветви деревьев и елки в конце аллеи разноцветными огоньками сияли гирлянды.  Собственно, их было немного - только вокруг катка и городской елки. Но вот елка была шикарная. Да и стыдно было бы в Годфри, окруженному сказочными лесами, ставить что-то чахлое. В больших городах давно уже предпочтение отдавали искусственным рождественским деревьям, а здесь была настоящая лохматая елка. Остальной город стал почти невидим в темноте, с редкими россыпями огней окон и фонарей, просвечивающих сквозь деревья. Совсем не праздничным выглядел. Не было тут, как заметил Леви, ни традиционных христианских конкурсов на лучшее рождественское оформление домов, ни декоративных композиций с оленями и громадными леденцами, ни Санта-Клаусов в магазинах. Впрочем, и церкви тут Штраус что-то не заметил. Хотя, в маленьком городке она по всем «законам жанра» должна была иметься. Может, где-то на отшибе стоит, и Штраус мимо нее не проезжал. Но хоть в парке муниципалитет создал маленький оазиз Рождества, и на том спасибо.
Леви запер машину, автоматически осмотревшись по темным кустам и улице. Никого не увидел. И увлек Эстер за собой по длинной аллее к освещенному цветными гирляндами островку катка у елки. Лед оказался бугристым, не особенно тут заморачивались качеством заливки. И снегом местами присыпан. Но выглядел вполне "катабельным". Леви указал дочери на скамейку рядом, предложив переобуться на ней.
- Я помогу тебе зашнуровать, там есть пара хитростей, - сказал он. - Ты пока надевай щитки и ботинки.
Сам он быстро справился со своими коньками, так как специально взял ботинки с клипсами. Встал на ноги, слушая свое тело - не забыло ли оно, как на коньках вообще стоять. Нет, не забыло, кажется. Хотя очень давно последний раз катался. Потом присел на колено перед Эстер, помогая ей зашнуроваться правильно.
- Ну что, готова? - спросил он с улыбкой, закончив, встал и протянул руку дочери. - Только не спеши, осторожно, аккуратно. Пока просто иди. Ок? Держись за меня. Ауч!
Сделав всего один скользящий шаг по льду, Леви почувствовал, как земля резко ушла из под ног, смазав разноцветные лампочки в глазах, и он со вскриком грохнулся почти навзничь, чудом не приложившись затылком.
- Спокойно, - тут же сказал он сдавленно от боли в отбитой заднице, но силясь улыбаться. - Я просто устал, мне надо полежать минутку. Кстати, первый синяк - мой. Я - красавец...
Последнее прозвучало с откровенным сарказмом.
- Не делай, как папа, - добавил он, невесело рассмеявшись.