В небольшом провинциальном городке все всё знают обо всех. Жизнь в нём течёт размеренно и неторопливо, в отличие от огромных мегаполисов, которые не спят даже по ночам. Здесь же, вдали от огромных небоскрёбов, постоянной суеты и загазованности, по ночам во всех домах потухает свет, и слышно, разве что лай дворовых собак. Выходцев из таких мест по праву называют деревенщинами, однако даже в таких местах раз в тысячу лет рождаются бунтари и возмутители всеобщего спокойствия. Даниэль ещё с детства изводил всю округу своими бесконечными выходками и пакостями, поэтому, когда он, будучи уже взрослым, самостоятельным человеком уехал учиться, все жители городка вздохнули с облегчением. Мнения родителей брюнет не спрашивал, денег не просил и в один прекрасный день просто собрал вещи и исчез.
К сожалению, в городе, куда он приехал под предлогом учёбы, его характер тоже никто не оценил. Все вокруг не были такими добрячками, которые пугались одного только взгляда парня в свою сторону, нашлись и те, кто с охотой отвечал на все оскорбления и с большим удовольствием ввязывался в драку.
Посещаемость у Мюнесона была далеко не идеальной, однако долгов не было ни по одному из предметов. Оценки, конечно, были не ахти, но парень и не старался особо. Страннее было то, что к концу первого семестра Даниэль до сих пор не вылетел с курса из-за постоянных драк.
Чёрные волосы его были постоянно растрёпаны, взгляд вообще каким-то диким, а вещи были преимущественно чёрного цвета, и, вообще, не сказать, что юноша отличался особой опрятностью.
Второй курс опять начался с драки, на этот раз с таким же диковатым новичком, и, что самое страшное, драка началась на глазах у первокурсников. Это был верх неуважения, и Даниэль за это, как зачинщик, получил последнее предупреждение и две недели исправительных работ. Видимо, юноша, всё-таки, преследовал цель закончить это учебное заведение, и потому все эти две недели исправно поддерживал порядок во внутреннем дворе.
На дворе царила ранняя осень, которая дарила этому городу последние тёплые деньки. Брюнет бродил по двору и собирал бумажки, оставленные студентами после обеденного перерыва, с угрюмым выражением лица накалывая их на пику и стряхивая в чёрный мусорный пакет. Поскольку на улице было тепло, окна в аудиториях были открыты. С кабинетов на первом этаже можно было даже услышать, как распинаются преподаватели, зачитывая лекционный материал. Вновь резковато ткнув пикой в землю, брюнет поднял глаза на одно такое открытое окно первого этажа и встретился взглядом, очевидно, с…первокурсницей? Он раньше не видел её, этого открытого взора голубых глаз, который, кажется, рассматривал его с неподдельным интересом. Нахмурив брови, Даниэль развернулся, направившись в противоположную сторону двора. Ещё никто не смотрел на него с такой…добротой? Эта девушка, кажется, совсем его не боялась, и, замечая ненароком её взгляд в столовой или в коридоре, Мюнесон всегда отворачивался и уходил. Поначалу это его не заботило, но вскоре он стал встречать лицо этой девушки всё чаще, порой даже сталкивался с ней. Конечно же, не специально. И, кажется, совершенно случайно узнал её имя. Милое и подходящее ей - Эмили.
Конечно же, такие переглядки парня вскоре начали напрягать, а потом и вовсе злить. И не потому, что это случалось чаще и казалось навязчивым образом, а потому что вызывало в груди у юноши незнакомое, ранее не испытываемое чувство.
Драться на территории колледжа он не мог, но за её пределами – был всегда «за». Ближе к концу семестра на его лице вновь начали красоваться фингалы и ссадины, но даже они не могли успокоить беснующихся в юной душе непонятных чувств. Проблема, несомненно, была в этой девушке с первого курса, в её взгляде, направленных прямо на вечно угрюмого несдержанного деревенщину, и, казалось бы, в чём проблема подойти и напрямую спросить: «Чё те надо, стерва?»…но, всякий раз, встречаясь с голубыми глазами, Даниэль мог только хмуриться, поджимать губы и отворачиваться. Он не контролировал себя, когда Эмили на него смотрела, и ему постоянно хотелось скрыться от этого доброго взгляда. Завершилась осень, без происшествий прошла зима, настали первые тёплые деньки весны, которая безбожно начинала играть на гормонах молодых людей, запутывая и без того спутанные мысли ещё сильнее.
В один из таких солнечных дней Мюнесон, встретившись взглядом со своей подругой по гляделкам, всё также нахмурился, также поджал и без того тонкие губы, но вместо того, чтобы развернуться и уйти, начал неотрывно смотреть на девушку, в эти самые проницательные, наполненные мудростью и добротой глаза. За этим, должно быть, забавно было наблюдать со стороны, если, конечно, на это хоть кто-то обращал внимание. Гляделки продолжались дольше, чем обычно, но, в итоге, всё завершилось практически так же, как и всегда.
- Дура. – Тихо выдохнул брюнет, вместо давно мучающего его вопроса и, как обычно, развернулся, скрывшись за углом коридора.
Он сомневался, что Эмили слышала его, ведь вокруг стоял неразборчивый гул, студенты суетились, спеша завершить все свои дела перед началом очередного занятия.
На следующей неделе Мюнесон не появлялся в колледже. Не известно, чем он вообще занимался, но, поздним вечером пятницы, непонятно зачем, он появился под балконом Эмили и зачем-то приволочил с собой гитару, которая, очевидно, принадлежала не ему. Угрюмо посмотрев на свет, горящий в, как он предполагал, нужных окнах, он брякнул по струнам и набрал прохладного вечернего воздуха в лёгкие.
- Э-э-эмили-и-и-и! – Громко выкрикнул юноша, и вновь брякнул по струнам в надежде сбросить волнение от того, что свет в окне задрожал из-за отодвигающихся штор. - Эта песня для тебя!
…
When you walk away
There's an empty feeling in my mind
As the days go by
We get caught up in our separate lives!
If you need me
You know I'll come running
Right to you
Just give me a sign
I won't leave you…you…
Бля, забыл!
And take it to the end of time!
Love will keep us alive
Let's make the mo…moment right!
It's now or…что-то там,
Love will keep us alive
Even the darkest night
Will shine forever…
Горланил Даниэль громко, однако почти не попадал в ноты, ещё и слова терял периодически, а вместо правильного британского «лав», брюнет отчаянно тянул «ля-я-я-яв». К тому же, он начал со второго куплета, но надеялся, что от этого впечатление не попортится, а, может быть, даже усилится. Не то, чтобы он был слишком уверен в своих вокальных данных, да и на гитаре он играл не очень хорошо, но сделать с этими странными чувствами в груди что-то нужно было. Сказать в лоб он не мог, потому что никогда не имел близких и нежных отношений с девушками, и не знал, как это правильно донести. Излагать свои мысли на бумаге получалось плохо, да и в конце концов, он не был трусом, чтобы передавать через кого-то свои кривые записульки, а подглядывать в такие шпаргалки при попытке объяснить свои чувства считал позорным провалом. Если бы мог, он бы сам написал песню, потому что вариант вот так горланить под окном, до сих пор казался ему неплохим.

Даниэлю всё равно было, что смотрят все, кого это не касается. Главное, что она его услышала. Услышала и выбежала на балкон. Очевидно, приняла этот знак внимания, приняла…его чувства? Те чувства, которые он немного неуклюже передавал через песню и неумелую игру на гитаре. Какое дело ему было теперь до остальных? Брюнет неотрывно смотрел на Эмили, пока она ещё была в поле его зрения, а, когда она скрылась в квартире, начал петь громче. Честно говоря, это его немного напугало, он даже на мгновенье решил, что его отвергли, от него отмахнулись, или вся эта игра в гляделки была вовсе не из-за того, что неотёсанный хулиган заинтересовал чем-то прилежную ученицу. Однако, нет. Мисс Найт показалась в дверях подъезда, а затем и вовсе приблизилась, прерывая игру прикосновением тонких пальцев к гитарным струнам. Даниэль, и правда, остановил игру, прекратил шуметь, и смотрел теперь на девушку сверху-вниз, слегка нахмурив брови. На её слова и вопросы не последовало никаких ответов. Скорее всего потому что исполнитель серенады банально не знал, что ответить. Она обняла его, поблагодарила за такой странный и шумный знак внимания, однако сам парень объятия поддержать не попытался, как и отозваться на благодарность. Наоборот, спустя несколько секунд, он отстранился и, положив руку на хрупкое плечико, так же осторожно отстранил от себя девушку. С невозмутимым видом, он снял с плеча ремень от гитары и просто опустил её рядом с собой. Чужой, и без того измученный инструмент, жалобно брякнул, после чего, на сегодняшний вечер, окончательно затих.
- Ты, блять, совсем ебанулась? – Хмуро поинтересовался хулиган, который сам только что демонстрировал лёгкую степень сумасбродства. – Хули ты без тапок?
Говорил Даниэль относительно тихо, его вряд ли мог услышать кто-то из наблюдающих соседей, которые жили выше первого этажа. Конечно, голос его разносился по двору, где теперь царила вечерняя тишина, но вычленить из его практически монотонного звучания слова было проблематично.
Тихо вздохнув, Мюнесон сам сделал небольшой шаг вперёд, не дожидаясь того, что Эмили начнёт оправдываться или объяснять причину, по которой она не потрудилась впрыгнуть в хоть какую-нибудь обувь. Не сказать, что хулиган всерьёз обиделся на свой объект воздыхания из-за подобной ерунды, и уж совсем тяжело было утверждать, что он взаправду ругался и собирался её отчитывать. Вообще, язык хулигана был длинным, когда это нужно было меньше всего, в колледже, стараясь избегать конфликтов, он вообще ни с кем не контактировал и большую часть времени просто оставался молчаливым. Вот и сейчас он не собирался больше ничего говорить или объяснять: он просто чуть присел, подхватывая девушку на руки, и понёс её обратно к дверям подъезда. В конце концов, на дворе хоть и царила весна, но вечерами всё ещё было холодно, до тёплых летних ночей было ещё далеко. К тому же, в наше время, даже в летнее время года выбежать из дома без какой-либо обуви – это…странно.
На немногочисленных ступеньках крыльца отчеканился топот, вновь тихо скрипнула подъездная дверь, и теперь двое влюблённых чудаков были окончательно спрятаны от посторонних взглядов. Даниэль не до конца отдавал себе отчёта в том, что делает. Честно говоря, он взял девушку на руки, совершенно не задумываясь о том, что это может показаться ей грубым, может не понравиться, или будет неприятным. Разумеется, о том, что это довольно серьёзный знак внимания, парень мог только догадываться и, в большей степени, решил опираться на реакцию самой Эмили.
Сам он сомневался, что подходит для такого: для отношений, для любви, для нежности и близости. Вообще, хулиган пришёл сюда просто потому, что не знал, как ему поступить с этими непонятными чувствами, взявшимися как будто из ниоткуда. Брюнет не мог больше молчать, и ему надоело вечно уходить от постоянной игры в гляделки. Просто подойти и сказать тоже было не его вариантом, и теперь всё взяло и вылилось…в это.
Даниэль продолжал молча нести девушку на руках, проходя вглубь подъезда а после – не спеша поднимаясь по ступенькам. По сути, было всё равно, что она подумает и что скажет. Так просто он её ни за что не отпустит подниматься самой, босыми ногами, по ледяному бетону. Этаж он знал, так что просто продолжал разносить тихое эхо своих шагов по пустым лестничным площадкам. Оказавшись на нужной высоте, брюнет остановился и посмотрел на Эмили, как бы ожидая от неё, что она укажет на правильную дверь. Как только это произойдёт, он молча опустит её на коврик. Может быть, выслушает, если ей ещё осталось, что сказать, а после этого вновь просто уйдёт. Он сделал здесь всё, что хотел, и даже немного больше.