То ли деградация, то ли эволюция рождественских каникул Ивейла протекала то постепенно, то скачками. Первые лет тринадцать-четырнадцать это всегда были радостные праздники, обязательно в кругу хоть и небольшой, но всё же семьи: это же и подарки, и набившие оскомину рождественские фильмы, и прогулки (не то что бы в Годфри было много мест, куда можно сходить семьёй), и прочие радости в целом беззаботной жизни.

Конечно самыми неприятными в этом всём благоденствии были всенепременно обязательные посещения с родителями церковных служб. До откровенно говнистого подросткового периода Артемиса ещё можно было затащить на эти помпезные и сочащиеся благоговением собрания, но со временем делать это становилось всё сложнее и сложнее, так что вскоре от него отстали. К несчастью, ему всё равно приходилось выслушивать пересказы всех событий, произошедших в церкви, делать вежливо заинтересованное лицо и надеяться, что эта чушь, сыплющаяся, как из рога изобилия, вскоре закончится.

Самый пик празднований пришёлся на послешкольный возраст, когда Артемис благополучно свинтил из Годфри в Миннеаполис. Особенно когда ребята из полицейской академии решили устроить грандиозную вечеринку в честь этого праздника. В тот год были и походы с приятелями в парки, и домашние вечеринки, и подарки, и, конечно, ни одной мысли о том, ради чего это всё изначально устраивалось. В армии же это стало скорее празднованием из-под палки: «Не любишь Иисуса, не любишь страну». Так что тогда Артемис начал предпочитать работать в эти дни, чтобы иметь отмазку на вопрос, почему это он вдруг не идёт со всеми праздновать. «Ох уж этот капитан, ну, ты его знаешь, припряг к наряду вне очереди, ага».

Впрочем, самыми теплыми празднованиями Рождества были два единственных, когда Артемис некоторое время жил вполне семейной жизнью. Вот эти вот все классические: за ёлочными украшениями в гипермаркет, попутно набирая кучу бесполезной мелочи, которая бросается в глаза просто по факту своего существования, а потом забудется где-то в углу квартиры; парные свитера с идиотскими узорами вроде спаривающихся оленей; Гоголь-моголь с алкоголем и подарки под ёлкой; «Ночью Санта приходил, оставил подарок, но я его тебе не отдам, потому что ты плохой мальчик»; открытки семье в родной город, обязательно подписанные от руки и с непременным обещанием приехать в гости; и долгие прогулки ночью по городу в неизвестном направлении.Конечно, всё это приправлялось работой в баре, но тогда это воспринималось скорее как дополнительная порция веселья и развлечения, нежели попытка сбежать от праздника. Артемису искренне нравилось наблюдать за людьми, отмечающими Рождество в баре. Было в этом что-то любопытное с психологической точки зрения, например, угадать, что привело очередного желающего выпить в такой день в увеселительное заведение. Времени на подобные игры разума в праздничные авралы было мало, но мысли нет-нет да и мелькали в голове.

После возвращения в Годфри Рождество снова стало скорее досадной помехой и дополнительной головной болью, от которой хочется поскорее избавиться, чтобы не давить из себя улыбку и фальшивые поздравления. К тому же, дух праздника в родном городе казался больше похожим на пресловутый «Кошмар перед Рождеством», нежели само Рождество. Поэтому последние пару лет Артемис не отмечал этот праздник вообще, предпочитая поработать лишние часы вместо того, чтобы наслаждаться жизнью.

Поэтому, наконец. Как Артемис проводит Рождественские каникулы?

Никак.

Проникается ли Артемис духом Рождества? А будет ли 2+2 равняться 7? Конечно нет. Пожалуй, на этом можно было бы и остановиться, но ведь тогда никакого веселья не будет.

Как и с самим празднованием Рождества, здесь всё шло по спирали постепенного эмоционального отдаления от всех прелестей этого ежегодного аттракциона по выкачиванию денег из восторженных любителей ёлок, венков, украшений и Санта Клауса. Так что ко всей суете вокруг двадцать пятого декабря Ивейл относится более чем скептично. К тому же, с течением времени и по долгу службы это всё больше и больше начало ассоциироваться у него с пьяными драками, давкой и прочими радостями, от которых во время праздников полицейскому никуда не деться. В Годфри с этим немного проще – нет такого ажиотажа. Хотя казалось бы, где ещё с шумом и разгулом отмечать день рождения парня, которого запытали до смерти, а он потом возьми и воскресни. Кстати, никто не думал, а в кого переродился Иисус после смерти?.. Но это всё лирика, не имеющая никакого отношения к вопросу.

Для Ивейла такого понятия, как «дух Рождества» относительно его самого не существует и существовать просто напросто не может, если говорить о радостном пении гимнов в сочельник под окнами несчастных бедолаг, пытающихся спать, воскресных церковных службах и какого-то благоговения перед этой датой. Так что религиозная составляющая одного из самых популярных религиозных праздников проходит мимо него, как гружёный товарняк на переезде: медленно, со скрипом, раздражая до состояния зелёных пузырьков. Однако каждый сам наделяет для себя каждый день неким смыслом, символами, которые имеют для него особое значение. Для Артемиса такое значение имеют небольшие ритуалы вроде сделать себе вечером Гоголь-моголь, прогуляться вечером (если, конечно, в этот день нет дежурства и патрулей, что большая редкость), может быть даже глянуть какой-нибудь классический для этого времени и заезженный до дыр фильмец.

Атмосфера праздника начинается с самого человека, который этот праздник себе пытается или не пытается устроить. Несколько пожёванный жизнью Ивейл перестал создавать себе этот «дух Рождества», не видя в нём особого смысла. В конце концов, это семейный праздник, когда самые близкие собираются за одним столом, чтобы отметить и хорошо провести время вместе. Эйвери, по понятным причинам, тоже не большие любители Дня Благодарения или Рождества, так что с ними отмечать никогда даже не приходило ему в голову. Коллеги? Нет, сэр, спасибо, сразу увольте. А тихо с самим собой хороводить вокруг ёлки не слишком большое развлечение.

Так что можно сказать, что дух Гнева немного, самую малость, не подружился с духом Рождества. И нет, мне не стыдно за этот каламбур.