Алиса осторожно выглянула из-за угла. Кто бы там ни стоял, он знал, где девушка прячется и явно не собирался уходить. По коже Варлок пробежали мурашки. В Годфри… опасно быть человеком. Нужно было что-то предпринять!
- Ты должна была понимать, что это рано или поздно случится, да, Алиса? - Зов никогда не оставлял её разум в покое.
- Да что ты вообще понимаешь… - Алиса нахмурилась и посмотрела в переулок, обнимая себя за плечи.
Но она знала, что он понимает всё. Он читает её мысли. Ей либо придётся перелезть через высокий забор в попытке сбежать от того, кто её, может, даже не преследует… либо рискнуть и сдаться ему. Варлок закусила губу и решила бежать. Годфри закрыт под куполом, просто глупо надеяться, что тут происходят случайные встречи. Девушка осторожно подошла к стене в конце переулка и сжала пальчиками звонкую рабицу. Она сможет, если постарается.
- Это какой-то кошмар… вот бы Эрик был здесь… или Алекс. - девушка напрягла подбородок, словно готова была расплакаться. Эта ночь сильно действовала на нервы.
- Никто тебя не спасёт хахаха, посмотрим, как ты спасёшь себя сама!
- Заткнись…
Нужно было действовать. Алиса подтянулась и начала подниматься по забору. Конечно же, преследователь это заметил и даже показался из-за угла. Алиса испуганно обернулась, взглянув на него, её рыжие волосы разметались по плечам.
- Что тебе нужно? Ты меня с кем-то перепутал… - Варлок закусила губу, пытаясь понять, как ей избежать плохого развития событий.
- Тогда почему ты убегаешь? - поинтересовался незнакомец, медленно приближаясь.
- Просто на всякий случай… Годфри опасный город. - Алиса неловко отвела взгляд.
- Согласен. Но нет, я не ошибся, мисс Варлок. Но бояться меня не нужно. Я просто хотел попросить вас осветить кое какие события в городе. Вы же журналистка, не так ли? - мужчина вёл себя… нормально. Может быть, зря Варлок так испугалась? Нет, тут точно что-то не так.
- Приходите в рабочее время в редакцию и я с радостью вам что-то напишу. - ответила девушка.
- Я очень извиняюсь, но… вопрос касается моей дочери. Она пропала сразу после того, как появился этот чёртов купол! Но власти ничего не делают!
Девушка подняла плечи, сомневаясь. С одной стороны разговаривать с незнакомцами ночью в Годфри очень опасно, а с другой стороны это был отец в отчаянии… он пойдёт на всё, чтобы отыскать своего ребёнка. Алиса бы пошла на всё даже ради чужого. Девушка осмотрелась по сторонам, чувствуя, что почему-то чувство опасности не покидает её сердце. Она прикусила губу и покачала головой.
- Я очень вам сочувствую… я обязательно напишу об этом, когда буду в редакции, направьте туда письмо. Обещаю, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы предать огласке вашу беду… клянусь… но пока простите, мне нужно спешить…
Алиса подтянулась, забираясь на рабицу ещё выше, а мужчина вдруг побежал в её сторону. Девушка испуганно вскрикнула и поторопилась ещё сильнее. В несколько быстрых движений она перебралась через забор и изо всех сил побежала прочь, даже не оборачиваясь. Она тяжело дышала, чувствуя, как холодный ветер бьёт по розовым щекам и позволила себе обернуться только тогда, когда уже стояла перед дверьми редакции.
- Никого нет… ух… фух…
- Оборачивайся почаще хехехе… - Зов продолжал издеваться над ней, но Варлок чувствовала, что избежала смерти, убежав из переулка.

Просыпаясь Морган услышал скрежет и гудение где-то совсем рядом. Открыв глаза, он понял, что находится не в саркофаге. Опять. Это не вызвало страха. Скорее ощущение скорбной усталости от чьих-то глупых шуток. Проснуться с осиновым колом в груди было бы гораздо менее приятно. Сам факт прихода в себя говорил, что Локхарт имеет дело именно с шутниками, а не убийцами. Или полными дураками. Хотелось бы знать, как они пробираются днем в наглухо запертую крепость, в которую вампир превратил свою библиотеку. Кованые решетки на окнах и обитые заговоренным железом двери не удерживали дневных визитеров. Старинные замки с секретами, достойными охранять тайные сокровища Ватикана, оставались нетронутыми. Ценные вещи и букинистические фолианты великой ценности тоже. Даже нигде не было натоптано, никакого мусора гости тоже не оставляли. Они делали только одно - вытаскивали спящего вампира из саркофага и оставляли его на полу в другой комнате. Цель этой демонстрации власти над его телом была пока непонятна.

Морган огляделся. Он лежал почти голым на полу в ванной комнате. Бледность его кожи соперничала с белизной кафеля на стенах. Когда-то он был идеально белым. Кафель, конечно. Гудение и скрежет издавала старая стиральная машина Тор, она уже второй век стояла у дальней стены. Морган не включал ее наверно с восьмидесятых годов прошлого века. Тогда он посчитал, что пользоваться услугами прачечной и химчистки гораздо проще, чем стирать самому. Если быть аккуратным во время еды, то не придется стирать дома. Машина была в рабочем состоянии. Даже не протекала ни разу с момента ее покупки в 1909 году. Тогда умели делать вещи на века. За это Морган уважал раритеты. В те времена доброе имя инженера, изобретательный ум и надежность техники значили больше, чем сейчас. Ныне качество вещей определяется иезуитскими маркетинговыми ходами, а никак не желаниями потребителя получить что-то стоящее и надежное. Бессмертный испытывал тоску наблюдая скатывание человечества от высот стимпанка, как они это называют, до пустого недолговечного мусора нынешних производств. А стимпанк-то был хорош. В те годы Морган даже поверил, что человечество на что-то способно, имеет шанс на развитие. Через эксперименты с бездушной техникой люди могли прийти к чему-то более значимому и дотянуть до уровня интеллекта своих далеких предков. Но нет, вампира в последующие годы ожидало только разочарование. После появления иномирной техники люди совсем перестали думать и развиваться. Иномирными Локхарт называл телевизоры, компьютеры, все эти смартфоны и другие игрушки с огоньками и кнопочками. Чутье говорило ему, что все эти технологии придуманы далеко не людьми. Их подкинули человечеству для превращения в загипнотизированную бестолковую биомассу. Морган предпочитал даже в руки не брать всю эту проклятую технику. И благодарил эти скорбные времена за то, что еще сохранялись проводные телефоны. В городе становится все меньше старых добрых телефонных будок. Локхарт был готов отказаться от любых видов связи если они исчезнут. Попутно он думал, что делать когда исчезнет и человечество.

Морган встал и включил свое острое чутье. Он пытался понять есть ли в доме посторонние. Никаких признаков жизни или движения нет. Кто бы ни вломился к нему днем, он уже ушел. Или ушли. Посторонних запахов не появилось и это удивительно. Вампиру придется пройти опять по всем комнатам и проверить книги и вещи. Может сегодня гости что-то прихватили с собой и это позволит вычислить их в будущем. Свое унизительное пробуждение Локхарт удалил из головы. С этим уже ничего не поделать, значит не стоит волноваться. Он подошел к стиральной машине и выключил ее. Открыл и нашел в ней одежду, которая была на нем утром. Раздевание и стирка - это намек, что он грязен? Или глупая блажь незваных гостей? Моргану пока никак не удавалось понять, чего хотят нарушители спокойствия этих старинных стен. Это точно не фантазмы так как все стены маленького замка Локхарта были исписаны древними заклятьями от них. Наверно стоит проверить подземелья. Может там что-то обвалилось и образовалась прореха в периметре. Давно Морган туда не спускался, хранил там только свои изношенные старые саркофаги. Выбросить или сжечь их рука не поднималась. Ведь каждый из них был связан с длительным и особенным периодом его жизни. В лирическом настроении вампир спускался в сырые темные тоннели, чтобы погладить рукой древнюю древесину, истлевший шелк обивки и вспомнить былое. Ностальгические припадки у него случались нечасто поэтому следовало подземелья проверить.

Логика подсказывала Локхарту, что он не нуждается ни в каких гробах для сна. Лишь вызывающая приятную ностальгию традиция заставляла его пользоваться ими. Он знал, что молодые вампиры могут не спать днем и ходить под солнцем на улице. Следовательно и он может. Но для длительного бодрствования требуется хорошая подкормка. И борьба с глубинным страхом перед жестким ультрафиолетом. Морган в экспериментаторском порыве подумывал о прогулке днем. Но что-то останавливало. Опасение, что он все же не такой как новые вампиры. И ему это может повредить. Такие порывы заканчивались разумной мыслью "А зачем мне выходить днем когда я могу это делать ночью?" И Локхарт успокаивался считая, что если захочет сможет попробовать в любой другой момент.

Развесив мокрую одежду сушиться Морган принял душ и переоделся. И потом отправился в длинный обход своих владений. Начал с алхимической лаборатории. Погладил медные трубки своего аппарата, потрогал колбы и банки, коснулся двух мумий на стене. Когда-то они неплохо ему послужили, потому оставил их на память. Понюхал воздух. Ничто не указывало на то, что здесь были посторонние. Дверь в лабораторию укреплена, была заперта сложным замком и исцарапана заклятьями. Ни люди, ни нежить не могли войти сюда. И в лаборатории кажется ничего не тронуто.

Локхарт прошелся по коридорам замка водя носом из стороны в сторону. Снова никаких следов чужих запахов или признаков жизни. В залах библиотеки всегда пахло старой бумагой, кожей обложек и немного инсектицидами. Жукам было наплевать на заклятья и замки, они во все времена угрожали старинным книгам. Приходилось с ними бороться традиционными средствами. И опять никаких признаков чужаков библиотекарь не учуял. Неужели и вправду Морган заболел неким вампирским лунатизмом и сам гуляет во сне по замку? Напился какой-то нехорошей крови от отравленных людей? Они сейчас почти все отравлены своей мерзкой пищей. Вампиру яды не мешают потреблять любую кровь. Но закралась мысль, что Морган мог и не знать чего-то о каких-то новых отравах. Иномирных например. Или все эти человеческие консерванты и химические пищевые добавки в еде как-то накапливаются в его собственном теле. Надо подумать о хорошей чистке изнутри и создать подходящее зелье в лаборатории.

Локхарт потратил добрых три часа на обход и осмотр своего замка. Проверил даже чердаки и подземелья. Никаких следов взлома или лазов не обнаружил. Устал от тревожных мыслей. Он решил, что делом заняться будет полезней, чем блуждать по замку и мучиться вопросами, на которые у него нет ответов. Необходимы услуги сильного магика, чтобы выяснить, что происходит. Но найти толковых магиков в Гофри сейчас сложно. С появлением солдат и агентов ФБР они ушли в подполье. Надежда только на Филла, он пока не прячется. Потому что не все знают, что он магик. Морган звонил ему уже дважды. Но Филл так и не нашел времени прийти и проверить замок. "Придется ему дозу самогона урезать за нерадивость", - подумал Локхарт и отправился в свои кладовки, где лежало много посылок с нераспакованными книгами. Вампир знал несколько серьезных букинистических  магазинов в стране и за границей откуда заказывал редкие старинные издания. Им следовало найти постоянное место на полках библиотеки. Разбирая присланные книги Морган задумался, а не найти ли ему охранника или экономку из числа молодых вампиров? Кто не спал бы в доме пока спит он сам. Может быть тогда странные события здесь прекратятся. Или наемный работник поймает шутников. Но сама мысль, что в доме круглосуточно будет гулять кто-то посторонний была Локхарту неприятна. Посетителей из числа искателей зелий или немногих книголюбов он принимал, но это было недолго, нечасто и они платили хозяину за оказанную им честь стать его гостями. А вот терпеть кого-то постоянно не хотелось. Следовательно проблема с визитерами пока нерешаема. И следует переключить свое внимание на дела более важные, чем построение догадок.

Унгеру определённо не нравился вкус дерьмовой сигареты, которую он курил. Она была одной из пачки, которую он нашёл в кармане у коченеющего мертвеца переулке неподалёку. По лицу страдальца и вывернутым конечностям Даниэль мог предположить, что мужика этой ночью кто-то хорошенько отделал и отымел во всех смыслах. Но Даниэль не предполагал, потому что ему не было дело до очередного идиота, которому не повезло родиться с мозгами или умением ими пользоваться. Он уже подох, так и смысл?
- Эй, браток, сигаретки не найдётся?
    Из-за угла вышёл неказистого вида мужик. На нём была драная, грязная одежда, а в руках пакет с каким-то мелочным хламом. Снег на его плечах напомнил Унгеру о том же у него. Размял плечи, стряхнул накопившиеся снежинки, одёрнул голову и незастёгнутую куртку. Такой снег, вот и какого чёрта этот дурачок здесь ошивается?

    Гнев не имел желания заботиться о бродягах. Таких в Годфри было мало, а те немногие, что были, отлично сами заботились о себе. Город и его жители располагали. Так что если этот - не идиот, глупостей совершать не станет, и проблем не создаст. Их ещё сегодня не хватало.

      Тень греха, стоящего под фонарём, немного двинулась вслед за рукой с сигаретой. Это был короткий и распространённый жест, каким просят уйти восвояси. Мужичок поднял ладонь, кивнул и отстал, уйдя в сторону ближайшей мусорной урны. Он не был зол на Унгера, чем тому малость претил.

     Прошли пара минут за размышлениями о недавних событиях, знакомствах. Даниэлю некуда было идти. Он не хотел. Но и курить продолжать ему не хотелось, сигареты и впрямь были дерьмо, стоило выкинуть. От безделья Гнев прислушался и уловил сладостные звуки конфликта, дальше по улице, за углом.

     Там группка пьяной молодёжи прицепилась к тому бродяге, которому стоило держаться подальше от любого, кого можно было встретить ночью. Всё таки идиот, видать. Один из парней снимал на телефон, как двое друзей мужику задавали всякие тупые вопросы, пока он пытался от них отвязаться. Попытались отобрать у него пакет, предлагали пять баксов за отсос, дёргали и делали типа нечаянную подножку. Представление невероятно скучное, но греха заинтересовало, что он уловил в бродяге. Его наполняла ярость, он готовился броситься в драку. Его точно останавливало лишь осознание численного преимущества, страх, что этот бой будет последним. Это уже умно. Но тут, как посчитал Унгер, лучше было побыть дураком.

    Грех разжёг искру в этом мужичке, дал взорваться ненависти в его душе. Это была злоба на несправедливость, ответ на чужое зло. Больше никаких скромных или настойчивых просьб оставить не было - заговорили кулаки. Пакет вырвался из чужих рук, описал дугу, и зарядил острым концом в висок одного из юношей, разрывая пластик и кожу, вываливая содержимое наружу.

    Пока раненый как куль повалился на землю, остальные двое раскрыли глаза широко, уставившись на бывшую жертву. Ближайший даже слишком широко, кулак точно вписался в глазницу бывшего задиры. Ему на помощью поспел друг, накинувшись на бродягу. В них тоже наконец появилось что-то кроме спеси. Всех заполнял родной Унгеру дух битвы, желания вредить и уничтожать. Он удовлетворённо улыбнулся из тени.

     Тот что снимал, вдруг дал пару хороших ударов, которые оглушили мужика, а потом резко швырнул его от себя. Это был не-мёртвый. Чёрт, это как-то лишало схватку остроты, слишком неравны силы получаются. Хотя бомжу нужно отдать должное, он не сдавался. Такая маленькая искра боли и обиды превратилось в столь неугасимую волю к насилию. Вот поэтому Унгер так ценил агрессию в терпеливых людях.

      Мужика стали мутузить без жалости, намереваясь убить. Из сиюминутной мести, для веселья, просто так - Унгеру уже было без интересно. Он молча вышёл под свет фонаря. Его пренебрежительный взгляд встретился с одним из хулиганов, выражая отвращение, но скрывая азарт. Унгер стал для парней новой целью, а он это подстегнул, разжигая гнев внутри них на всю катушку. Как слепые звери они кинулись на него, чтобы получить ответку. Тот, что был человеком, упал уже после сломанных руки с ногой, и деформированного черепа, а с нежитью удалось потанцевать. Он был быстр и силён, его удары были болезненными и жёсткими. Наверное, сознание у него хоть немного включилось только когда его выдавленные глаза перестали видеть, а дыр в теле, сделанных с помощью предварительно сломанных и вырванных рёбер, стало слишком много и в слишком важных для управления истерзанным телом местах.

    Бродяга лежал в снегу, отплёвываясь кровью и пытаясь стянуть обратно разорванную одежду. Через разрывы были видны множества гематом и кровоподтёков. Жалкое зрелище. Унгер вытер с ладони кровь, сунул её в карман и достал помятую пачку дерьмовых сигарет. Бросил её бомжу, и ушёл.

    Ему этот мусор был нахер не нужен.

В лесу не было жесткого наста, но снег сочно скрипел под ногами, насколько бы старательно охотница ни делала свою походку легче. Можно было подстроиться под завывания ветра в кронах древних елей, вздохи отяжелевших под зимней глазурью ветвей, дальнее уханье сов. Но была ли в этом необходимость, когда и добыча, и охотник отлично знали друг о друге, и речь уже не шла о ловушках, западне? Это даже было не назвать азартом погони, преследованием, да и применимо ли это было вообще к Мэри? Можно ли назвать холодное удовлетворение от выполненной работы настоящим удовольствием, если оно не сопровождается искренними восторгом или радостью? Впрочем, подобные вещи вообще не должны приносить радости любому здравомыслящему человеку. Удовлетворения будет вполне достаточно, если его причина – избавление этого мира от очередной бешеной твари, нарушающей правильный порядок вещей.

Дыхание превращалось в облачка пара, оседая вскоре каплями на верхней границе шарфа, чтобы затем заиндеветь, как и ресницы, и сухие кончики выцветших волос. Патронов в винтовке уже не осталось, слишком ловким оказался оборотень, и всё, на что оставалось рассчитывать – старый и почти не используемый арбалет да не менее старый меч. Взгляд давно привыкших к мраку глаз быстро выхватывал из лунной полутьмы волчьи следы, неспособные затеряться даже среди приглушённого блеска снега, подобного сказочной сокровищнице, потревоженной вором. Здесь шаги зверя стали шире, глубже. В спину едва ощутимо подталкивал Ветер, безмолвно шепча о верном направлении. Здесь он пытался притаиться под еловыми ветвями.

Знает, что охотница сильнее. Чувствует опасность. Бежит.

Вереница отпечатков лап уводила вглубь чащи, где тьма сгущалась, а ветви деревьев сплетались в плотный полог. Она не боялась. Страх был для слабых.

Ещё до того, как звонкую ночную тишь разорвал низкий рык, женщина остановилась, и её палец плавно скользнул на спусковой крючок. Руки пусть и замёрзли, но каждая частичка тела охотницы точно знала, что нужно делать, всё работало, как отлаженный механизм часов: любая деталь чётко следует своей цели, давая целому работать идеально. Из тени крадучись выступил волк. Его шерсть сливалась с ночью, только клыки блестели в лунном свете и глаза сверкали, как два полыхающих угля в ещё не потухшем камине. Всего на секунду всё вокруг, казалось, погрузилось в гробовую тишину. Оборотень замер, будто изучая её. Но она не стала ждать.

Выстрел. Болт вонзился в грудь зверя, пронзая шкуру и входя глубоко в грудину аккурат под ключицей, но не достал до сердца. Лёгкая тень недовольства мелькнула в глазах, губы слегка скривились под шарфом. Крючок туговат, слишком легко поддался воздействию холода и не позволил сделать идеальный выстрел. Не-живой взревел и бросился вперёд. Быстрый, почти неуловимый толчок ногами, отскок в сторону, закладывая арбалет за спину и вместо него обнажая меч. Лезвие с тихим шорохом идёт по восходящей диагонали, вздымая хлопья снега из сугроба, бросая их в оскаленную волчью морду. Зверь только рявкнул в ответ на эту помеху, клацнул зубами совсем близко с ногой охотницы, будто угрожал, не подпускал ближе, но не стремился разорвать её. Кусал зубами воздух совсем рядом с её телом, уворачивался от выпадов клинка, затягивая этот ни к чему не ведущий танец животного и человека, грань между которыми была так опасно тонка. Но ведь самой главной разницей было и оставалось то, что она никогда не теряла над собой контроль, как бы ни была горяча Кровь. И хотя лишние взмахи мечом и излишняя изворотливость немного утомляли своей необязательностью, охотница точно знала, что клинок найдёт свой путь к позвонкам волка, чтобы перерубить их и избавить зверя от его проклятия, а мир – от зверя.

Никаких финтов, вольтов или синистров, никаких лишних движений, только отточенные удары по вёрткому чудовищу, испытывающему нервы на прочность. И наконец остриё находит глотку оборотня, разрезая её легко, точно горячий нож прошёл через мягкое масло. Рдяная кровь выплеснулась на снег по широкой дуге вслед за хриплым подвыванием и бульканьем разодранного горла животного. А оборотень всё не уставал бросаться на охотницу, вытаптывая вместе с ней неровные сферы на стылой лесной земле, орошая карминными каплями всё вокруг. Обезумевшие от боли глаза глядели на угрозу бешено, затравленно, и убегать уже было поздно – ледяной меч найдёт его быстрее, чем пронзительный взгляд женщины. Пунцовый длинный язык волка вывалился из широко распахнутой пасти, когда он вновь кинулся на охотницу, и его клыки едва не коснулись её шеи, но она увернулась текуче и стремительно, как поток чистейшей родниковой воды. Её клинок сверкнул в воздухе, оставляя за собой серебряную дугу. Зверь взвыл от боли, но Мэри не дала ему шанса. Она была безжалостна, как сама зима, и её удар оказался последним.

Женщина тряхнула рукой, скидывая с металла оружия стремительно остывающую кровь и обтёрла лезвие снегом, затем подолом своей куртки, прежде чем убрать меч в ножны. Всё это время волк с хрипами конвульсировал на земле, зарываясь окровавленной мордой в снег, его лапы и хвост бились в тщетных попытках продлить жизнь. Пока он умирал, звуки леса постепенно возвращались — шорохи и треск, указывая на то, что его братья и сестры могут скрываться в подлеске. Она знала, что неспокойные духи не оставят её в покое, покуда она не выполнит свой долг до конца. Голова женщины чуть приподнялась. Она уйдёт не одна. Безразличный взгляд светлых глаз блеснул в свете луны, пройдясь по телу зверя, лишённый сочувствия или сострадания. В этом лесу не было места для жалости; он не был первым, и, вероятно, не последним. Она обернулась к тьме, сжав ладонь в кулак, внимательно прислушиваясь к звукам леса, прежде чем снова посмотреть на испустившего дух оборотня. Её взгляд расчерчивал труп на части, заранее обозначая места, где лучше начать свежевание.

Внезапно за спиной послышался треск веток. Сердце заколотилось немного быстрее, и она резко обернулась, увидев ещё одного оборотня — одинокую фигуру, стоявшую на краю света. Человеческую фигуру. Было весьма непросто подкрасться к охотнице, особенно, когда она работала, так что тихая походка не-живого не могла не вызвать у неё короткого уважения, оценки, как хоть немного достойного. Его глаза светились, как угли, полные ярости и страха. Она знала: охота продолжается. Однако не спешила снова обнажать меч или доставать арбалет, пристально и молчаливо глядя на пока что человеческую форму того, кто мог начать обращаться в любой момент. И всё же опыт ей подсказывал, что нежить не станет этого делать сейчас, чтобы не оказаться уязвимым перед той, кто может убить его в любой момент. Молчание затянулось, и наверное одному из участников этого обмена взглядами оно казалось некомфортным, и это явно была не Мэри.

– Зачем ты это сделала? – холодно задал самый банальный и пожалуй самый глупый на взгляд женщины вопрос оборотень. Он сверлил её взглядом, и если бы эта нежить умела убивать таким способом, то она бы давно была мертва. На счастье всех охотников и обычных людей убийственные взгляды не входили в список смертоносных способностей оборотней. – Живодёрка.

– Он нападал на людей в ближайшем городе. И не контролировал себя.

Сухой, как Ветер голос охотницы чуть дрогнул от едва заметного недовольства. Она не должна была оправдываться за свою работу, нет, за своё дело. Для неё причина была более чем очевидна, и тот факт, что некоторые, очень многие, этого не понимают, порой бесил её. Хотя уж скорее вызывала дискомфорт, чем гнев или что-то по-настоящему сильное. Почему люди так слепы и откровенно тупы, что не понимают прописных истин? Когда в городе заводится бешеное животное, его усыпляют, потому что оно может породить вспышку болезни и забрать за собой множество жизней. С этими конкретными животными разница была лишь в том, что иногда они обретали сознание. Но прежде чем она успела продолжить и пригрозить, что так будет с любым, кто подчинится зверю внутри себя, оборотень снова заговорил, и снова его слова вызвали неприятное раздражение.

– Он был новообращённым. Естественно он не мог контролировать себя! Ты даже не дала ему шан~

– Шанса убить ещё больше? – обрубила женщина бесцветным голосом и немного сощурила глаза, делая небольшой шаг в том направлении, заставив оборотня чуть ссутулиться в подобии боевой стойки, но сейчас он волновал её меньше всего. В отличие от шкуры уже убитого оборотня. – У него был шанс. У вас у всех всегда есть шанс.

Последнее она почти процедила сквозь зубы, всё ещё не смирившаяся с тем, что люди, охотники, допускали этих монстров в свою жизнь, позволяли им свободно разгуливать по улицам человеческих городов. Всё равно что впустить в свой дом вора или поджигателя и ждать, что ничего не пропадёт, а дом останется цел и невредим. Как можно было вообще допустить подобное?! Это эта семья жила в отдалении, но даже так из-за них погибло четверо людей, а остальные? Сколько таких безнаказанных шляется по всему миру? Женщина села на корточки рядом с трупом волка, доставая из-за пояса широкий потасканный нож с кожаной обмоткой на рукоятке. Она не собиралась свежевать и разделывать оборотня прямо здесь, лишь проверить, насколько чистой и аккуратной вышла рана. Но тот, второй, превратно понял её и с рыком тоже шагнул вперёд:

– Не трогай! Ты и так уже поиздевалась над ни~

Лёгкая морщинка пролегла между бровей Мэри, но взгляда от ран она не отводила. Этого оказалось достаточно, чтобы оборотень резко заткнулся. Этот не-живой действовал ей на нервы, и ладонь жгло желанием расправиться с ним здесь и сейчас. Впрочем, женщина не спешила бросаться в бой. Здесь, в лесу, вряд ли бы кто-то её осудил, если бы она снесла ему голову одним размашистым ударом меча, вряд ли бы кто-то даже узнал о том, что это сделала она. А будь здесь другой охотник, он бы даже подсобил. Однако это заботило её гораздо меньше, чем странное скребущее ощущение под скальпом, которое ей было проблематично осознать, но достаточно было уже и того, что оно ей не нравилось. Оборотень не торопился подходить ближе, разумно поддерживая дистанцию, на которой до него было не дотянуться мечом, но очень хотел приблизиться, оттолкнуть убийцу и забрать тело погибшего собрата, и противоречащие друг другу побуждения боролись и заставляли медлить. Охотница ничего не ответила на причитания не-живого и молча взвалила труп себе на плечи.

– Не мешай. Полезешь – станешь следующим.

Она предупредила его безразличным тоном, но оборотень почувствовал острое нежелание пойти против слов охотницы. Он мог лишь смотреть на то, как Мэри уходит твёрдой походкой, оставляя за собой глубокие следы в снегу. Броситься бы за ней следом, вырвать труп из её рук и поспешить скрыться, но кто бы от этого в конечном итоге выиграл? Можно ли было считать выигрышем то, что ты до сих пор жив после встречи с тем, кто запросто мог тебя убить, но отчего-то пощадил? Пусть он и сомневался, что правильным словом была бы «пощада». Это не было милосердием или снисхождением. Так что же это было?

Стол был беспорядочно завален документами разной степени важности. Счета. Выписки с кредитных карт. Налоговые декларации. Чеки. Снова счета. Отдельно в стороне лежало несколько толстых папок непонятного содержания. На краю стола тихо шуршал ноутбук, и в его синем экране отображалось несколько одновременно открытых вкладок. Это тоже были документы, но уже не финансовые. При более подробном рассмотрении они больше походили на своеобразные досье разных людей. Или нелюдей.

Пифия сидела во главе всего этого бумажного царства с серьёзным задумчивым видом. Что-то явно не давало Ищейке покоя, но она как будто бы сама не понимала причины. 
— Если ты продолжишь в таком духе, мы и до завтрашнего вечера тут не закончим, — усмехнулся Китти со стороны. 
Он всё это время сидел рядом с Ехидной, помогая ей разгребать документы и вести бухгалтерский учёт. Как обычно. Это была рутинная процедура. И она требовала выполнения даже несмотря на приближавшиеся праздники. К тому же, вряд ли кто-то из команды Пифии будет всерьёз праздновать Рождество.
— Да. Прости, — выдохнула Лагонико с лёгкой полуулыбкой.
Она чуть качнула головой, и пышные волосы заструились огненным водопадом с обнажённых веснушчатых плеч. 

Со стороны эти двое больше походили на отца и дочь, чем на деловых партнёров. Настолько мирная и гармоничная была между ними атмосфера. "Доченька, что сегодня на ужин?" – вот какого вопроса от здоровяка ждал бы каждый не посвящённый в дела Пифии гость. Совсем и не подумаешь, что он начнёт зачитывать список обязательных расходов для формирования бюджета на следующий месяц, как он это делал сейчас. 

Большие очки с толстой роговой оправой придавали внешне суровому Китти домашний и уютный вид. А Лагонико с распущенными волосами, в белой майке и светлых джинсах выглядела лет на десять моложе. Как-то по-подростковому даже. Но этот образ разрушился, когда Ищейка выудила из-под горы бумаг дорогой портсигар и вскоре сжала в губах сигарету. Сразу стали заметнее глубокие шрамы на левой руке и невыносимая тяжесть во взгляде. Во всяком случае, казалось, что никто, кроме Пифии, эту самую тяжесть бы не вынес. А она выносила. Всегда.

Тихий шелест бумаги. Щелчок зажигалки. Ищейка закурила. Делала она это с явным удовольствием, хоть и сохраняла прежний задумчивый вид.
— Вот опять, — с лёгким упрёком бухнул Китти, сдвинув с носа очки.
Низкий голос здоровяка вывел Пифию из медитативной задумчивости, и она одарила амбала-финансиста красноречивым недовольным взглядом.
— Я много курю, ты знаешь. Мы уже много раз об этом говорили. Это не лечится, — не сдержалась Лагонико.
Она тут же сжала сигарету пальцами, глубоко затягиваясь.
— Да я не об этом, — Китти махнул рукой, — ты меня не слушаешь. 
— Прости. Что-то мысли совсем не на месте. О чём ты спросил?
Здоровяк тяжело вздохнул, медленно выпрямляя спину. Когда он начал расправлять плечи, создалось впечатление, что Пифию сейчас отругают будто провинившуюся школьницу, схлопотавшую неуд за поведение. Но вместо этого Китти поправил очки и сосредоточенно уткнулся в листок, который держал в руках. 
— Один давно знакомый посредник связался со мной на днях. Он говорит, что может поставить нам большую партию боеприпасов. Я подумал, что с оружием у нас, в общем-то нет проблем, а вот с патронами – да. Вот я и спрашиваю. Нужна ли нам такая сделка? Если да, то какой заказать калибр? И какое количество? 
— Это был Барри? — медная бровь красноречиво изогнулась.
— Броганс. 
— Ты действительно считаешь, что нам необходимо закупаться боеприпасами сверх обычного? Я тебе в этом вопросе доверяю, но закупку мы сделаем у Логана. 
— У Логана? — в хрипотце Китти проступили нотки удивления. 
Пусть он и выразил недоумение, всё же, слабо улыбнулся, опустив взгляд. Короткий огрызок карандаша в огромной лапе глухо черкнул по бумаге.
— Хорошо. Значит закупимся в следующем месяце у Логана. Но два вопроса всё ещё остались нерешёнными. Какой калибр? И в каком количестве?
— На твоё усмотрение, — небрежно бросила Ищейка, отведя взгляд. 
Она громыхнула тяжёлой пепельницей, которую притянула к себе из-под кипы бумаг. Опустив ресницы, Пифия стряхнула с сигареты пепел. Из её ноздрей вместе с сигаретным дымом плавно вышел тихий вздох. Ехидна и раньше никогда кропотливо не считала центы, ведь денег в её распоряжении было в достатке. Но сейчас её участие в распределении бюджета как будто и не ощущалось вовсе.

— Что тебя беспокоит? — сняв очки, Китти потёр глаза двумя пальцами. – Ты можешь мне рассказать. Как обычно.
Нет. Не может. Потому что Пифия сама до конца не понимала, что не даёт ей покоя. Что за червячок зудит в груди. Какой кусочек паззла не сходится. Взгляд карих глаз медленно переместился к экрану ноутбука. Перекатив сигарету в зубах, Ищейка сосредоточенно прищурилась и принялась водить пальцами по сенсорной панели. Раскрытые окна с подобиями досье схлапывались одно за другим. Китти молча наблюдал за этим какое-то время, но, так и не получив ответа, проговорил:
— Это всё из-за нового заказа?
— Не только, — негромко отозвалась Лагонико, – но слишком уж вовремя он появился. Мне кажется, этот парень как-то связан с появлением купола. Я много людей в своей жизни встречала, знаешь. Ко многим залезала в головы. Сейчас мне кажется, что я могу узнать о человеке, даже просто посмотрев на него. Да даже не на него самого. А на его фото.
Многочисленные открытые окна на экране ноутбука исчезли. Там осталось одно единственное. Имя, фамилия, краткая информация и фото самого обычного на вид парня. Пифия откинулась на спинку стула и постучала ногтями по столешнице.
— Стоит ли сейчас отдавать этому приоритет? — наводящий вопрос здоровяка вновь нарушил тишину.
— Ты не поймёшь, наверное. Это интуиция, знаешь? Предчувствие, если угодно. Я ведь не только телепат, но ещё и детектив. 
Ехидна глянула на Китти и с полуулыбкой поиграла бровями. Не часто увидишь, когда она вот так в шутку бахвалится. В ответ на это здоровяк лишь коротко кивнул. Не понятно было, с чем он согласился. С тем, что не поймёт это “предчувствие”, о котором говорила Пифия. Или с тем, что его босс не только магик, но ещё и частный детектив с солидным стажем работы. Или со всем сразу.
– Так вот, есть у меня предчувствие, что найти этого парня попросили не просто так. И не абы кто. Жаль, что информации о заказчике ещё меньше, чем об объекте. – продолжала Ищейка.
Взгляд карих глаз вернулся к экрану и в следующую секунду вдруг изменился. Пифия выпрямила спину, а затем и вовсе наклонилась к ноутбуку, как будто тот мог что-то шепнуть ей на ушко. Китти оставался безмолвным наблюдателем. То ли боялся сбить Ехидну с мысли, то ли ему просто нечего было комментировать.

Продолжая сосредоточенно смотреть на фото в экране, Лагонико на ощупь нашарила стопку сложенных в стороне папок. В процессе некоторые документы и прочие бумаги, разбросанные по столу, полетели на пол, но это никого не заботило сейчас. Пифия раскрыла папку и, прошерстив там несколько листов, вытянула нужный. Взгляд карих глаз ненадолго вернулся к экрану, а затем уткнулся обратно в бумагу. Ищейка моргнула. Между медными бровями проступила неглубокая морщинка. Ведь из материалов папки на Ехидну смотрел тот же самый парень, что и с экрана ноутбука. 
— Это та самая? — осторожно поинтересовался Китти.
— Да. Она. Папка, где собраны досье магиков, предположительно причастных к появлению купола, — Пифия нервно сглотнула.
— Что ж, одной проблемой меньше.